Стратегии гениальных мужчин
Шрифт:
Эйнштейн и Юнг, заряжаясь от общения с женщинами, никогда не преувеличивали их роли в своей жизни. Юнг не особо скрывал свое пристрастие к полигамии, чем, конечно же, наносил жестокие раны жене. Роден признал роль наиболее близкой ему женщины лишь за несколько месяцев до ее смерти, и, не исключено, то было просто снисхождение, воздание должного человеку, посвятившему ему всю свою жизнь. Фрейд, Ломоносов и Толстой относились к женщинам с видимым уважением, но воспринимали их как нечто обыденное и неотъемлемое в своей жизни. Никто из них не изменил ни одному своему правилу после женитьбы, заставив своих любимых самих подстраиваться под новый стиль жизни. Джек Лондон, умея любить пылко и ярко, не позволял любви заслонять пламя своей идеи. И даже для тех, кто боготворил женщин, – для Бетховена
Несмотря на важность для творческого роста абсолютной свободы действий и выбора пути, большинство судьбоносных решений, как ни странно, родилось под влиянием давления неумолимых обстоятельств. Жестокая необходимость нередко ставит людей в зависимость от их способности действовать быстро и воинственно. Именно, казалось бы, непреодолимые горы катастрофических проблем наряду с желанием реализовать творческую идею вынуждают принимать такие нестандартные и колоритные решения, которые позволяют полностью раскрыться характеру и продемонстрировать миру доселе невиданные способности незамедлительно действовать.
На подсознательном уровне смятение, вызванное отчуждением, одиночеством и страхом, обостряют восприятие окружающего мира, а вкупе с переживаниями юных лет и ассоциативными впечатлениями, рожденными книгами, они являются потрясающими стимуляторами идей творчества. Глубокие проблемы детства, грозящие перерасти с годами в затаенную ущербность, толкают людей на невероятные усилия преодолеть эти зачатки ущербности и, как следствие, развивают у них способность и желание генерировать идеи, зачастую не только новые, но и уникальные.
Как северный ветер создал викингов, так и гениев создали сгустки проблем, кажущиеся фатально непреодолимыми. Для достижения самого малого, а порой и для того, чтобы просто выжить, им приходилось отчаянно бороться. Большинству – с самого раннего детства, причем порой осознание необходимости жестокой борьбы становилось для многих из них частью бессознательного, оказывая феноменальное воздействие на все будущие поступки и формируя бойцовский характер. Это закаляло их, делало самостоятельными и сильными, готовыми на все, чтобы выжить и победить. Со временем из тщедушных щенков с обочины жизни незаметно вырастали бульдоги, в мертвой хватке которых уже не сомневался никто.
Ученый, изменивший мир, – Исаак Ньютон – был рожден настолько хилым и хрупким существом, что вопрос физического выживания был для него актуален в течение долгих лет. В раннем детстве он, как забытая игрушка, был покинут матерью на долгие годы, но между тем этот удручающий факт сыграл едва ли не решающую роль в его судьбе. Ему не на кого было надеяться, и биологическая борьба за существование со временем переросла в поиск максимально уютного и приемлемого для существования микромира. Его обращение к книгам в достаточно раннем возрасте и долгое пребывание в обществе книжных героев и собственных представлений оказалось лишь частью этой борьбы за существование – он был надолго вытеснен из реального мира.
Схожий сценарий становления наблюдается у Михаила Ломоносова, который испытал все муки гонения в детском возрасте. Словно зверек в клетке, он жил в поиске единственно верного решения и нашел его. Для побега из дома навсегда нужна была не только высшая степень самостоятельности, но и осознание того, что только таким радикальным шагом можно изменить свою жизнь. Будь напряжение в семье Ломоносова меньшим, а его жизнь – более беззаботной, он никогда бы не оказался в Москве и не вырос до значительного ученого. Потому что ему было бы нечего преодолевать, не стоило бы зубами цепляться за знания и жить в крайней степени внутреннего напряжения. Именно детские невзгоды, переживания и жажда жизни сделали из мальчика из далекой русской глубинки Михаила Ломоносова.
Наполеон тоже пережил период ранней и очень острой фрустрации. Корсиканское происхождение, маленький рост и хрупкая конституция стали предметом насмешек в училище, куда будущий завоеватель попал в том возрасте, когда люди, уже не дети, но еще и не взрослые, отличаются особенной жестокостью. Каждое слово, каждый жест необходимо было отстаивать физически – так рождался мятежный дух непримиримого бойца, готового к оппозиции и одуряющим потрясениям.
Патриарх психоанализа Зигмунд Фрейд был рожден под знаком бедности, и ущербность потенциально нищего человека, неплатежеспособного, а значит неспособного человека в принципе, долгие годы мрачной давящей тенью нависала над его сознанием. Вместе с ощущением человека третьего сорта – чувства если и не гонимого, то презираемого еврея, приехавшего с родителями в бедный квартал Вены, – это чувство стало первым внутренним движителем для поиска совершенно новой победной идеи. Это желание еще больше окрепло и развилось после появления первых результатов борьбы, а со временем трансформировалось в четко сформулированные намерения выделиться даже из элитного медицинского мира, создав фактически новую систему медицинских взглядов. Способность побеждать и выстоять в главной схватке жизни пришла из далекого периода, когда надо было просто выжить.
Подобные проблемы пережил и Джек Лондон. С раннего детства ему пришлось бороться за выживание, с пяти лет находя бесчисленные способы заработка средств на существование. Его дух закалился еще в глубоком детстве, огрубев вместе с кожей на руках, которыми он обеспечивал физическое выживание. Приобретенные решительность и жажда победы позволили позже выстоять в борьбе за право называться мастером пера.
Классическими примерами могут служить детские годы Ницше, Сальвадора Дали или Ван Гога. Во всех случаях сфокусироваться на творчестве детей заставили серьезные нервные потрясения, тупиковая действительность и возможность душевного равновесия лишь во внутреннем, воображаемом мире. А также почти полное отсутствие навыков общения со сверстниками. Сумасшествие и гибель отца оказали неизгладимый и сложный отпечаток на становлении Ницше, который двигался к своему образу, балансируя, как канатоходец, между безумием и гениальностью. С первых лет сознательной жизни он невольно искал самовыражения, выхода тех брутальных и коробящих душу впечатлений, которые переполняли его и выплескивались через край, как из наполненной чаши. Сальвадор Дали и Ван Гог буквально с рождения испытали на себе невообразимое давление обстоятельств. Оба имели умерших братьев с таким же именем и вынуждены были в течение первого десятилетия своего становления бороться с тенями мертвых, чтобы оправдать свое право на жизнь. Эти детские потрясения не могли промелькнуть бесследно. Чтобы сбросить эту тяжелую ношу, им понадобился долгий путь трансформации сознания. Дали преодолел его проще, ибо научился относиться к себе как гению (в таком подходе во многом кроется секрет его способности жить с привидением); Винсенту Ван Гогу боль досталась в наследство навечно – с ней он и перешагнул черту между жизнью и смертью после долгих и одиноких скитаний.
Еще больше пришлось преодолеть Леонардо в поисках проникновенной чувствительности. Многие годы он провел в мастерской за тяжелей!пей и скрупулезной работой, чтобы доказать, что он, как и остальные, достоин быть понятым и принятым человеческим обществом. Пока внезапно не поднялся над ним и не превратился в парящего над буйным миром ангела умиротворения. Если бы он родился в обычной семье и не испытал горечи отвергнутого ребенка, изгоя современного ему мира, может быть, он не стал бы великим исследователем и великим мастером.
Нельзя сказать, что, скажем, Билл Гейтс был глубоко фрустрированным ребенком. Но именно после возникновения преграды для развития любимого дела в виде необходимости следовать родительскому сценарию и самостоятельного решения этой серьезной жизненной дилеммы его качества гения начали проявляться удивительно отчетливо и быстро. Он перешагнул через свой Рубикон, и после принятия решения, когда путь к отступлению был отрезан, началась настоящая борьба за успех. Окончить университет, а потом тихо и безропотно пойти по стопам состоятельных родителей или все-таки рискнуть на новом, совершенно неведомом миру направлении?! Наверное, Гейтс был далеко не единственным юношей, перед которым возникала такая жесткая постановка вопроса…