Стратегия Русской доктрины. Через диктатуру к государству правды
Шрифт:
Предисловие
Стратегия органической России [1]
Россия сегодня нуждается в чем-то вроде «принципата Августа», режима, который покончит с бесконечно самовоспроизводящейся гражданской войной и смутой
Искать мудрость вне себя – верх глупости.
У противников стабильности и порядка накопилось слишком много претензий к нынешней российской власти. Они грозят в случае продолжения тактики Путина покончить с его режимом. Чтобы исключить наводнение, которого ожидают и накликают буревестники «новой революционной волны» в России, необходимо, на мой взгляд, воссоздать эффективный метод организации национальной жизни: власти стать на последовательно
1
Данная статья стала одним из программных текстов, легших в основу коллективного труда «Русская доктрина». Впервые напечатана в журнале «Политический класс», № 4, 2005.
Сегодня «революционерам» становится все сложнее и сложнее выдавать себя за поборников пламенных идей справедливости и прогресса, все очевиднее их негативистский, сводящийся к разрушению и отрицанию дух. Если на Украине конца 2004 г. этого не осознали, так это в силу отсталости, неискушенности тамошних масс. Очевидно, что сутью «оранжевого движения» было не созидание новой Украины, а одномерная задача – свалить режим Кучмы, свалить старое правительство.
Характер новейших «революций» нетворческий – они представляют собой силу инерции в истории. Особенно для вдумчивого наблюдателя это заметно сейчас – когда новая глобальная империя расширяет свою периферию не через созидание, но через разложение иерархически более высоких структур – через упрощение и смешение иных государств с многовековой политической традицией… В сущности своей «революция эпохи постмодерна» ведет к бесконечному воспроизводству ситуации, к стагнации. Напротив, слова «реакция», «реакционеры» обретают в наши дни творческий смысл. В этом есть глубокая правда [2] .
2
В своей книге «Природа русской экспансии» (2003) автор предложил отказаться от понятия «революция» в качестве объяснительной схемы русской социальной истории. События 1905, 1917 гг. в этой книге рассматриваются в качестве элементов второго Смутного времени, понимаемого как строгое социально-историческое понятие (первое Смутное время происходило в 15981613 гг., второе – в 1905–1921 гг., третье – в 1985–2000 гг.). В 2004 г. автор продолжил эти параллели, показывая, в частности, в серии статей на APN.RU, что исходя из логики истории политика президента Путина должна была бы представлять собой современную версию преодоления последствий Смутного времени, подобного той государственной работе, что осуществлялась в XVII веке Михаилом Романовым или в XX веке Сталиным.
России необходимо политическое творчество. Переход к стратегическим решениям в политике невозможен без отказа от плоскостной, двухчленной модели, унаследованной от эпохи «биполярного мира». Фактически дилемма «реваншизма» – «либерального западничества» воспроизводит именно советские «интернационалистические» схемы (нас все время пытаются вписать в универсальный проект: марксистской революции, социал-демократического переустройства мира, «нового порядка» Третьего Рейха, позднесоветского «сдерживания», и вот теперь – неолиберальной глобализации). Однако мир уже более чем десятилетие назад перестал быть биполярным. Мы просто потеряли право на то, чтобы описывать современность в терминах прошлого. Поэтому нам нужен не столько «реванш» (повтор былого величия), сколько «новая Россия», «иное будущее», такое величие, которого еще никогда не было.
Мир радикально меняется. Возникают новые динамично развивающиеся полюса мировой политики, оспаривающие монолог американского полюса с его беспримерной агрессией (после деконструкции СССР число американских военных интервенций, не говоря уже об их «гуманитарной» и «подрывной» интервенциях, возросло едва ли не в десять раз). Во-первых, европейская интеграция формирует принципиально новую геополитическую реальность. Во-вторых, динамично развивающийся Китай, подтягивающиеся за ним страны Третьего мира создают новое качество мировой политики. В-третьих, исламский мир чреват самыми неожиданными всплесками активности и, во всяком случае, способен как на консолидацию, так и на вступление в коалиции с иными, неисламскими, цивилизациями. Объективно необходимо переходить от двухмерных к открытым пятимерным (и даже более того) моделям мироустройства. И количественные, статистические измерения, попытки вычислить сравнительный потенциал различных цивилизаций, кем бы они ни проводились, сами по себе никак не могут опровергнуть этой истины о наступлении эпохи новой многофакторности, о новой цивилизационной пестроте, в которую вступает мир в XXI веке.
Предрассудок первый:
В рациональной сфере мы никак не можем отказаться от непродуктивной дилеммы: интеграции/неинтеграции в западный мир. Настоящие векторы развития России пролегают не здесь.
Однако в сознании «элиты» России до сих пор одним из определяющих остается предрассудок о дилемме «интеграции/неинтеграции» нашего геокультурного пространства по отношению к «первому» полюсу мировой силы. Русскому человеку уже скучно думать об этом, идея интеграции в западный мир слишком понятная, «слишком человеческая», даже унылая. С этой идеей в голове можно прожить год-два, но с ней невозможно жить 10 и более лет, если, конечно, ты не получаешь за это зарплату в международных фондах (то есть не становишься профессиональным «демократом» и «вестернизатором»). Идеи интеграции или изоляции, глобализма или антиглобализма – это не наши идеологии, не имеющие к нам тесного отношения, не способные стать идейной системой, описывающей наш цивилизационный организм и его реальные нужды.
Другим предрассудком, связанным с первым, является миф о конце эры империй. Фактически, мы имеем дело с устаревшим романтизмом эпохи разложения западных колониальных систем и «холодной войны». Однако, реальность гораздо суровее. Оказывается, империи не распадаются окончательно, они разрушаются и вновь создаются в новых конфигурациях, на смену одной империи приходит другая. В истории еще никогда не было периода ослабления и распада всех империй. Наоборот, действует закон: если какая-то империя ослабевает, здесь нужно искать причиной активность другого цивилизационного очага. Советский Союз и выстроенная им международная система не давали возможности западному колониализму сохраниться или возродиться в новом формате. В этом смысле разрушение СССР было местью со стороны Запада за распад их колониальных империй – Британской империи, колониальных систем Франции, Бельгии, Португалии и т. д.
Иллюзия перехода «цивилизованных стран» к постимперскому процветанию – дурная и поспешная аналогия, сослужившая России недобрую службу. Миф о конце всех империй весьма настойчиво внушался элите СССР в конце 80-х годов, видимо, потому, что СССР рассматривался авторами этого мифа как «империя зла». Однако, вне стройного порядка и долгосрочной политической стабильности, которую способна обеспечить только имперская система (не важно, в демократической форме или нет) не может быть и длительного хозяйственного процветания. Даже стабильного режима соблюдения «свобод» и «прав» вне имперской системы не достичь.
Мир вновь движется в эру множества «цивилизационных миров», – не малых национальных государств по образцу европейских стран эпохи Просвещения, но больших сверхнациональных порядков. Сама Европа дает нам пример подобного имперского синтеза. Никакая риторика о демократических институтах не должна вводить нас в заблуждение относительно неоимпериализма глобальных проектов.
Специфика России в нынешней ситуации заключается в том, что она не позволяет двум западным проектам (атлантистскому и западноевропейскому) стать окончательно глобальными и возродить старую колониальную систему. Россия с ее ядерным оружием остается фактором миродержавия, то есть сдерживания тех, кто стремится к мировому господству (эту свою миссию Россия уже неоднократно подтверждала). Сегодня фактически Россия позволила незападным цивилизациям (в первую очередь, Китаю) успеть окрепнуть настолько, что речь уже не идет об односторонней глобализации как побеждающем сценарии новой мировой империи.
Мы должны осознать, что имеем на международной арене дело с несколькими живыми комплексами, органическими мирами. Здесь скрыты одновременно «вызовы» («угрозы»), но и «возможности», перспективы сотрудничества и даже «братства» с иными нациями и цивилизациями. Исламский терроризм как угроза России – это одна сторона медали; другая сторона – у русских есть уникальный опыт многовекового содружества и совместного строительства своей страны с мусульманами, есть и опыт плодотворного сотрудничества с исламскими странами Ближнего Востока. Китайское «просачивание» как угроза России – лишь одна сторона медали; другая сторона – мы нужны друг другу для экономического развития и мы способны дать друг другу то, чего каждому из наших миров не хватает (природные ресурсы и передовые технологии России нуждаются в рынках потребления и, что особенно важно, в рынках труда). Когда говорят об опасности захвата Сибири китайской иммиграцией, забывают о возможности целенаправленного включения колоссальных людских ресурсов нашего соседа в воплощение официальных двусторонних проектов, созидательных инвестиционных и трудовых программ по обустройству наших дальневосточных территорий. Нельзя пускать на самотек то, что можно было бы взять под государственный и общественный контроль.
Принимая ценности американцев и европейцев (демократию, права человека, комплекс свобод, включение в их транснациональные институты и т. д.), Россия ставит себя по отношению к иным, незападным цивилизациям в позицию «вторичного придатка» западных проектов, несамостоятельного центра силы. Россия становится в таком случае проводником дальнейшей атомизации общества, расчеловечивания природы и традиции, встраивается в глобальный секулярный проект (внутри которого просматриваются протестантские и оккультные швы), подключается к работе плавильного котла глобализации, в котором все социальные миры обязаны утратить свое органическое измерение, разложиться на элементы «неживой природы».