Стратегия Второй мировой. Восточный фронт
Шрифт:
Она рассупонила изрытое техникой войны русское бездорожье, да повсюду хлябь развела непролазную, да щеки подрумянила сибирякам, которые наплывали «да с восточной стороны» к Москве. Ух, силища копилась русская, ух, и могучие воины собирались в кулак Ставкой!
Немцам почему-то русская зима, еще не начавшаяся, сразу не понравилась. Они так на нее обиделись, что до сих пор простить ей не могут поражения в Московской битве, называя красавицу «Генералом Зимой», главным, мол, фактором их проигрыша под Москвой, под Сталинградом, под Ленинградом и вообще во всей войне.
Но и в этом случае немцев понять можно. Им же оправдаться
И не зима тут виновата, господа нацисты, не зима! Вы что, на Луне родились и всю жизнь там прожили? Вы не знали, куда идете с мечом да с «Майн кампф»? Вы фюрера слушали, верили ему во всем, а сами-то вы думали хоть немного, что «блицкригом» можно только по Европам бегать, теплым к тому же! Вы пошли войной на СССР в конце жаркого июня – а почему не в конце апреля, не в середине мая хотя бы? Ваши хваленые, холеные генералы учились в лучших военных заведениях Западной Европы. Они обязаны были знать историю военных походов в Восточную Европу всех предшественников.
А вы пошли в Восточную Европу на прогулку, позабыв в угаре митингов и сборищ, что сам Гитлер, мечтая о блицкриге, намекал на то, что война может затянуться на 10–12 (!) лет. Вы забыли об этом? Или нет? И в том и в другом случае вы совершили преступление против собственных солдат и офицеров, которые честно сражались за ваши идеи и гибли сотнями тысяч, миллионами. Немецкий народ такой же отходчивый, как и другой великий народ, и не злопамятлив. Он вам все простил. А зря.
Утром 7 ноября в Москве объявилась колючая февральская пурга, выпал снег. В народе заговорили о суровой зиме. Немцев в Москве не ждали, хотя на боевых позициях Красной армии появились прилетевшие с воздуха листовки, в которых немцы клятвенно обещали провести в этот день парад своих войск на Красной площади. В Москве ждали парад войск Красной армии!
И он состоялся. Солдаты и офицеры готовились к нему 10 дней. И утром, 7 ноября, на Красной площади стояли строгими прямоугольниками батальоны. На трибунах у Мавзолея Ленина робко переминались с ноги на ногу (ветер гонял холод по главной площади страны) москвичи, ждали. На трибуне Мавзолея появился Сталин, руководители ВКП(б), военачальники.
И. В. Сталин выступил с речью. Он умел говорить просто и сильно. Его слова пронизали души присутствующих. Мощное «ура!», грохот салюта, «Интернационал» в исполнении сводного оркестра и торжественный марш войск потрясли не только тех, кому посчастливилось быть участником этого решительного шага советского руководителя, но и иностранцев.
О параде войск Красной армии на Красной площади узнал весь мир, и советские люди узнали об этом, взбодрились, и немцы узнали о параде, озлились и, в спешном порядке перебросив войска и боевую технику под Москву, двинулись 15 ноября на штурм советской столицы. Тяжелым был октябрь для Москвы – еще тяжелее ноябрь.
«Генеральное» наступление нацистов началось с мощной артиллерийской канонады и авиационных бомбежек. Над позициями советских войск стоял такой грохот, что люди глохли. Фон Бок послал в атаку 300 танков в направлении Клин – Дмитров.
Парад 7 ноября 1941 года
Всего три дивизии 30-й армии держали здесь оборону. Дивизия полковника П. Г. Чанчибадзе сдержала удар, но противник обошел ее с флангов. Комдив спокойно разработал операцию прорыва и мастерски осуществил ее, опередил немцев и вновь встал у них на пути. 20 ноября 30-ю армию возглавил генерал Д. Д. Лелюшенко. Он уже заявил о себе как о грамотном военачальнике, он еще скажет веское слово в Московской битве, в войне.
Танковая группа во главе с «непобедимым» Гепнером сутками позже перешла в наступление на направлении Волоколамск – Истра. Здесь удар немцев приняла 316-я дивизия генерала Панфилова и полк курсантов училища имени Верховного Совета РСФСР.
Ранние морозы (и почему немцы обижаются на них?) помогли захватчикам. Их танки легко и быстро преодолевали поля, лужи, болотца вне дорог, охватывали противника с флангов. Артиллерия и авиация бомбила позиции русских. «Генеральное» наступление некоторое время развивалось по планам агрессоров.
Но в первый же день наступления группу Гепнера остановил у разъезда Дубосеково взвод солдат во главе с политруком В. Г. Клочковым. Первая схватка с танками продолжалась более двух часов. Немцы потеряли четырнадцать машин, отошли. Они не могли поверить, что их остановили люди, вооруженные только гранатами и бутылками с горючей смесью! Такого быть не могло. Такое никто не мог объяснить.
Взвод состоял из солдат, специально обученных для борьбы против танков. Страна не могла дать истребителям танков в нужном количестве противотанковые ружья. Но танки нужно было уничтожать, и солдаты учились воевать против бронированных монстров врукопашную. И они подбивали или поджигали танки!
Вторую атаку немцы организовали лучше: танки надвигались на позицию Василия Клочкова в сопровождении автоматчиков. Но и на этот раз захватчикине прошли. 28 солдат во главе с Василием Клочковым подбили за 4 часа неравного боя 18 танков, уничтожили несколько десятков нацистов, и почти все советские воины погибли. Чудом уцелели несколько человек.
Через два дня такой же бой выдержал у деревни Строково саперный взвод младшего лейтенанта П. И. Фирстова.
Много было подвигов в те дни. Никакого многотомника не хватит, чтобы описать их. Но нам хочется процитировать слова немцев, участников тех боев. До какого-то времени они и в дневниках, и в письмах на родину не проявляли неуверенности. И вдруг она появилась. А потом появился и страх, и панический ужас.
Запись в дневнике немецкого лейтенанта Ф. Брадберга: «…Наро-Фоминск. 5 декабря. Сколько мы за это время пережили. Мы были уже далеко, а 3 декабря снова вернулись на исходные позиции. Многие товарищи погибли… Со всех сторон нас обстреливали русские. Мы шли мимо трупов убитых товарищей. В одном месте на маленьком пространстве почти один на другом лежали 25 трупов наших солдат».
Из письма рядового Адольфа Фортгеймера от 6 декабря: «…Дорогая жена! Здесь ад, русские не хотят уходить из Москвы. Они начали наступление, и каждый час приносит страшные вести. Холодно так, что стынет душа. Вечерами нельзя выйти на улицу, убьют… Перестань мне писать о шелке и резиновых ботинках, которые я должен был привезти тебе из Москвы. Пойми – я погибаю…»