Страж её сердца
Шрифт:
Все внутри резко сжалось в комок и ухнуло в ледяную бездну.
Воздух внезапно застрял в горле, словно песок.
Алька подалась назад, к спасительной двери. Как, как она могла не заметить, что в комнате кто-то был? И запах этот, гарь… откуда? Портал, всего лишь портал. Этого человека не было в комнате, когда она лезла в дом. Он пришел только что.
Тело перестало слушаться. От печати внутрь черепа ввинтилась едкая боль, лишающая сил, выбивающая слезы из глаз. Боль нарастала, уши заложило. Алька неуклюже грохнулась всем телом об пол и поняла, что ее сейчас… будут бить.
Или даже просто убивать.
Но Тиб? Как же
Извиваясь червяком и ничего перед собой не видя, кроме мельтешащего кровавого марева, она на локтях ползла к двери.
Сипло вскрикнула, когда на шею опустилась жесткая подошва, безжалостно придавив к полу. Тот, кто это делал, получал явное удовольствие от мучений неудавшейся воровки.
«Тиб. Как же он?» – колотилось в висках.
И Алька не выдержала, жалобно захныкала, царапая ногтями пол.
Как же больно. И проклятая печать не отпускает, корешками разрывает мозг, натягивает пламенеющую сетку…
– Какая прелесть, – послышалось сверху, – двуликая в моем доме! Главное – знать, когда вернуться.
Слепая, беспощадная сила смяла Альку, словно лист бумаги. Ее ломало, скручивало так, что казалось, кости выскакивают из суставов. Наверное, она кричала. А потом все резко закончилось, кто-то взял ее и с размаху макнул в непроглядное ничто.
Глава 1
Приор Роутона
Лучи восходящего солнца падали косыми снопами сквозь чистое, явно вымытое накануне окно и золотили лысую макушку судьи. Он был немолод и не привык просыпаться рано, а потому был крайне раздражен и недоволен, когда его разбудил очень настойчивый посетитель. При виде приказа с печатью самого Магистра Надзора, однако, попыхтел и засунул свое недовольство куда подальше. А теперь просто сидел за столом, вяло всматриваясь в вязь золотых букв, время от времени поглядывая на того, кто, собственно, сдернул с мягкой кровати и заставил тащиться в городскую тюрьму.
Кто способен на такое?
Только приор Святого Надзора, ночью прибывший в Роутон. На место своей службы.
– Так чего вы хотите, ниат Эльдор? – наконец буркнул судья. – Конечно же я поздравляю вас со столь высоким назначением. Мы, олицетворение правосудия, всегда жили мирно со Святым Надзором, но я не совсем понимаю… э-э-э… в чем, собственно, вопрос.
Мариус откинулся на жесткую спинку стула, прищурился, глядя на судью. В груди клокотала злость, и не будь судья столь уважаемым и убеленным сединами, уже выплюнул бы пару зубов. Нет, прав, бесконечно прав был Магистр: Роутон погряз в ереси, потворствует преступлениям, творимым двуликими. Разберись, Мариус, в чем там дело. Твари из-за Пелены и двуликие отродья не должны вызывать ни жалости, ни сочувствия. Но Пастырь с крагхами, не должно быть снисхождения к тем, кого коснулось проклятие двуликости. От этого все беды: мы не видим в человеке чудовища.
– Что тут может быть непонятного? – хмурясь, поинтересовался Мариус. – Я поймал в собственном доме воровку, которая оказалась двуликой. Я мог бы казнить ее на месте, но, поскольку светские власти Роутона – как мне сказали – всегда сотрудничали с Надзором, решил отдать ее вам. В соответствии с уложением пятисотого года от Великого Раздела, ворам положено рубить руку. В соответствии с поправкой Надзора, всякое наказание удваивается для двуликих. Соответственно, эта дрянь должна лишиться обеих рук.
Судья посмотрел на него исподлобья так, как смотрят на душевнобольных.
– Послушайте,
– То есть вы не желаете сотрудничать со Святым Надзором, – все еще щурясь, уточнил Мариус. – Весьма прискорбно. Мне придется сообщить об инциденте Магистру.
Судья заметно вздрогнул и поежился, как будто стал меньше. Магистр… С Магистром Надзора никто не хотел связываться. Никто. Даже его королевское величество.
– И не жаль вам ее? – неожиданно спросил он, не глядя в глаза. – Отрубить обе руки значит обречь на смерть, мучительную и голодную. Не проще ли сразу голову?
Мариус пожал плечами.
– Все в рамках законодательства, судья Брисс. Голову рубят за другое, и вам это известно. И не жалко. Само существование двуликих ставит под угрозу существование земель Порядка, вы ведь знаете об этом. Там, где двуликих много, обязательно рано или поздно появится прорыв Пелены. А там, где прорыв, там взбесившиеся крагхи и рой. Вам доводилось видеть хоть раз, что такое нападение крагхов? Настоящее нападение? Не то, когда они утаскивают к себе девок, а когда просто хотят крови?
Он сделал паузу, выжидая, когда же судья поднимет глаза. Но мужчина сидел, съежившись, и с нарочитым интересом рассматривал столешницу. А утреннее солнце плясало, искрилось на гладкой лысине. Мариус скрипнул зубами. В груди стало горячо, еще немного, и с рук сорвутся огненные плети, переполосуют этого жалкого мужичонку, который только и умеет, что отсиживаться за спинами стражей, да еще жалеет двуликих.
– Я сомневаюсь в том, что вы видели что-либо подобное, – наконец просипел Мариус. – Если бы вы видели хотя бы десятую долю того, что довелось повидать мне, то не задавали бы сейчас глупых вопросов, а позвали бы палача и выполнили свой долг. Магистр предупреждал меня, что ересь овладела Роутоном. И я здесь для того, чтобы вернуть заблудших на верный путь.
Судья наконец поднял взгляд, и Мариус понял, что победил. Сломал этого жалкого старика. Заставил бояться.
– Хорошо. – Голос Брисса дрогнул. – Хорошо, воля ваша, приор.
И потянулся к шнуру, уходящему вверх, в отверстие в стене. Дернул несколько раз, прежде чем в дверь ввалился небритый детина в мундире нараспашку.
– Вильс, приведи двуликую. – И, тяжело глянув на Мариуса, добавил: – Я оглашу приговор в вашем присутствии, чтобы у Святого Надзора не возникло вопросов.
Он что, посмел иронизировать?
Мариус холодно улыбнулся в ответ. Ничего, пусть. Раз уж его определили в эту дыру приором, он сделает все, чтобы в головах роутонцев возникали только правильные мысли. Надо будет запросить с десяток стражей, чтобы воспитательная работа шла веселее.
Девку притащили быстро. Мариус только мельком глянул – маленькая, тощая. Даже истощенная. Лицо под спутанными волосами белое как мел, исчеркано кровавыми дорожками. Ну, Мариус знал, как магия печати действует на двуликих. Хорошо еще, что собственной кровью не захлебнулась. Губы синие, дрожат. И запястья в наручниках, а пальцы худые, грязные. Птичьи лапы, а не руки. Вообще, он бы никогда не подумал, что это особь женского пола. На вид забитый пацан лет пятнадцати. Только вот чутье стража, привитое в Надзоре, сразу дало понять – девка. В латаных штанах, грязной рубахе и порванной жилетке. Но девка.