Страж государя
Шрифт:
— Хорошо, я устрою вам встречу с этим «корсаром на пенсии»! — немного подумав, обнадёжил Гассан-паша. — Мы с ним не то чтобы дружим, просто иногда имеем некие общие дела…
— Спасибо, эфенди! — Егор, хорошо знавший и об этих совместных делах, благодарно приложил ладонь к своей груди и отвесил лёгкий поклон.
— Только вот маленькая трудность… Медзоморт-паша разговаривает только на турецком, арабском и французском языках. А вы, сэр Александэр, говорили о встрече «один на один»…
— Ничего, адмирал, я думаю, что мы с этим славным «корсаром на пенсии», как вы
Вот в этом Егор был совершенно уверен: во время своей будущей (в двадцать первом веке) службы — в качестве военного телохранителя — ему пришлось почти двадцать месяцев провести в одном секретном армейском городке — на границе Ливии и Алжира, так что навыки как французского, так и арабского языков однозначно присутствовали…
Когда шлюпка отчалила от борта турецкого корабля, Егор тихонько поинтересовался у Петра:
— Мин херц, а чего вы там с янычарами не поделили-то?
— Да понимаешь, поспорили немного, — смущённо промямлил царь, — о том, где женщины страстнее и умелее: в Турции или в Европе, — неожиданно широко улыбнулся: — А здорово, Алексашка, я врезал тому басурману? Нет, ты скажи — здорово?
На следующее утро толмачи и приданные к ним матросы приступили к планомерной развозке бакшиша. Весь день мелькали туда-сюда фелюги, над бортами «Крепости» висела густая матерная ругань: это дотошные каптёрщики требовали у переводчиков отчётных документов о том, что все ценные подарки доставлены по назначению. «Какие могут быть расписки за бакшиш?» — удивлённо возмущались переводчики. «Ничего знать не хотим, у нас — инструкции!» — достойно отвечали им каптёрщики. Только после личного вмешательства Егора процесс наладился: появились расписки, правда, на турецком языке, украшенные какими-то очень уж подозрительными печатями, но каптёрщикам они неожиданно понравились, скандал постепенно сошёл на нет.
Результат этих мероприятий дал о себе знать через двое суток: во время завтрака к правому борту «Крепости» пристали — один за другим — два султанских сандала, густо застеленные пёстрыми персидскими коврами. С русского флагмана незамедлительно спустили парадный трап, по которому бодро поднялся дядечка, очень напомнивший Егору старика Хоттабыча (из одноимённого кинофильма): остроносые туфли, чалма-лепёшка, халат характерного покроя, нос крючком, длинная, заострённая книзу седая борода.
«Хоттабыч» склонился в низком подобострастном поклоне, руками изобразил маслобойку, после чего бодро залопотал по-турецки, мелко и часто кивая головой:
— Великий визир приглашает русских Послов к себе! — начал усердно переводить Ботвинкин. — Приём пройдёт в его стамбульском (то есть в константинопольском) дворце и начнётся через три часа… Как — через три часа? Да, через три… Господа Послы, надо торопиться, дорога до дворца Великого визиря занимает часа два с половиной!
— Что, Александр Данилович, пошли одёжку напяливать важнецкую? — поднялся на ноги Возницын, жалобно косясь на свою тарелку, наполненную разнообразными ветчинами, колбасами и копчёностями. — Здесь не принято опаздывать…
Егор оглянулся на корабль Гассан-паши: на клотике передней мачты турецкого флагмана трепетал на ленивом утреннем ветерке узкий бело-зелёный вымпел, соответствующий словесному указанию: «Никуда не отлучайтесь, есть очень важные новости!»
— Поезжай, Прокофий, один! — лениво зевнув, предложил Егор.
— Как — один? — от изумления с носа Возницына свалились очки и упали (не разбившись, слава Богу!) в чашку с недопитым кофе. — Александр Данилович, да ты что? Мы же договаривались с тобой… — Дьяк беспомощно и просительно покосился на сидящего рядом Петра.
— Алексашка, ты что творишь, подлый изменщик? — гневные морщины густо легли на царский лоб. — В острог захотел, в железа — с клеймом на лбу и рваными ноздрями? Я не посмотрю, что ты мой друг…
— Мин херц, то бишь — корабельный пушечный бомбардир Пётр Михайлов, а по какому праву ты вмешиваешься в дела Посольства Великого? Не, по какому? — напустил на себя строгости Егор. — Я же за всё отвечаю — собственной головой? Твои слова? Вот и помалкивай теперь, сударь мой! — требовательно посмотрел на Возницына: — Чего столбом стоишь, дьяк Порфирий? Иди, переодевайся в представительское, да и отправляйся срочно к Великому визирю — отрабатывать свой хлеб! Поручик Бровкин да толмачи посольские поедут с тобой, помогут — чем смогут… А я пойду другим путём. Как гласит мудрость народная: «Нормальные герои, они завсегда идут в обход!»
Как только султанские сандалы отчалили от «Крепости», он велел капитану Памбургу спустить с другого корабельного борта гребную шлюпку.
На корме турецкого флагмана стоял давешний толстый повар и призывно махал рукой.
— К корме, братцы, гребите! — приказал Егор. Увидев, что шлюпка приблизилась к корабельному борту вплотную, турок спустил на верёвке какой-то явно тяжёлый предмет, завёрнутый в бумажный лист. Егор ловко поймал посылку в ладонь, чиркнул по верёвке острым стилетом, зажатым в ладони другой руки, дал краткую команду своим гребцам возвращаться назад.
«Страхуется, Гассан-паша, лис старый! — подумал про себя. — Не хочет лишний раз светиться в моём обществе…»
Только поднявшись на борт «Крепости» и неторопливо завершив утреннюю трапезу, Егор достал из кармана камзола послание от турецкого адмирала, развернул бумажный лист, аккуратно положил на край стола массивный бронзовый крепёжный костыль, внимательно прочёл текст, начертанный на французском языке ярко-зелёными чернилами, косым убористым почерком.
— Ну, что там? — нетерпеливо фыркал за его плечом Пётр. — Чего пишут-то?
— Медзоморт-паша встретиться хочет со мной, — задумчиво сообщил Егор.
— Когда? Где?
— Сегодня вечером, «когда догорит закат». На берегу Босфора, «на пристани, за третьим дворцом от султанского», меня встретит его человек, отведёт — куда надо. Это милях в пятнадцати отсюда, придётся загодя отплывать.
— Побольше дельных людишек возьми с собой! — заботливо посоветовал царь. — Ружья и пистолеты пусть захватят с собой, гранаты ручные…
— Не поможет это, мин херц! — криво усмехнулся Егор.