Страж лесной хозяйки
Шрифт:
— В самых разнообразных, — пожал я плечами. — Я слишком знаменит в узких кругах и слишком скромен, чтобы хвалить себя сам, — напившись, закрыл я флягу и повесил ее на пояс. — Потопали дальше.
— Ум это хорошо, — только и покачала головой Хей. — Скромность — тоже неплохо. Но выносливость была бы лучше. Ладно, впереди в лощине, похоже, речка или ручей, надо через него перебраться и можно сделать привал. Будем тебя беречь и дадим отдых работнику интеллектуального труда. Заодно и перекусим. Километров двенадцать, судя по счетчику, отшагали, можно.
Через маленькую речку, к которой мы с трудом слезли из-за
— Держи, Саш, ноги разотри как следует, прежде чем штаны натягивать. Не хватало еще, чтобы ты простудился. Я пока дров наберу для костерка.
— Что это? — С удивлением глянул я на странную плоскую бутылочку из синего пластика. На ее боку виднелась фабричная этикета с надписью: «водка социальная, аптечная, крепость 50 градусов, емкость 0,2 литра. Продается только по рецепту врача».
— Социалка или «синька». Специальная водка для алкашей. У вас в мире нет такой? — удивилась Хей.
— Нет, конечно. В нашем мире обычной везде полно. Зачем она нужна? — Открыв пузырек, я понюхал содержимое и начал круговыми движениями растирать замерзшие ноги. Водка как водка, спиртом пахнет…
— Обычная водка в России очень дорогая. Как и все крепкое спиртное. И продается в специальных отделах магазинов два дня в неделю по два часа в день, в будни по утрам. Давно, после того как в начале нулевых президент Грачев ввел сухой закон и объявил борьбу с пьянством, — начала объяснять девушка.
— Что-то у нас такое было, — наморщил я лоб. — Только еще при Союзе. Президента Горбачев звали… Слышал от отца. Водка по талонам, борьба с самогонщиками, огромные очереди в винно-водочные…
— Вот-вот, — кивнула Хей — У нас после развала Союза ежегодно тысячи людей травились насмерть дешевой водкой, суррогатами и метанолом, продавали технический спирт, расцвела спекуляция поддельным алкоголем, — во всяком случае, так по телевизору говорили. Поэтому, когда ситуация в стране немного выровнялась, в правительстве решили так — с пьянством пора бороться. Но наверху понимали: если человек всерьез зависимый, то он себе все равно спиртное достанет, просто запрещать — чревато. Лучше если он купит спиртное в аптеке по рецепту от нарколога и за приемлемые деньги, чем отравится насмерть какой-нибудь дрянью или будет выносить из семьи последнее на бутылку. Хотели таким образом всех алкоголиков на учет поставить и вылечить их со временем под опекой государства, какие-то правительственные программы для этого принимали, вроде бы… — попыталась вспомнить Хей.
— Помогло? — с интересом спросил я.
— Не знаю, — покачала головой японка. — Не интересовалась специально но, кажется, нет. Пойти к наркологу за таким рецептом — все равно, что самому себе клеймо «спившийся идиот» на лоб поставить. Теоретически врачебная тайна есть, а практически ее нет, это все знают — обратись хоть раз к врачу и сразу во всех базах данных как алкоголик засветишься. Никто и не ходит, кроме тех забулдыг, кто на себя совсем уж рукой махнул — никому проблемы с работой,
— Так это же незаконно? — ровным тоном заметил я. — Полиция таких продавцов и покупателей не гоняет?
— Как-то нет…, - развела руками японка. — Незаконно, ты прав, но незаметно чтобы сильно гоняли. Это же не самогон. За незаконный оборот «социальной» максимум административный штраф, а за самогон и контрафакт — уголовная статья.
— А пиво как же? — продолжая удивляться чужим порядкам, спросил я.
— До пяти градусов везде полно в продаже. Крепче — как и вино с водкой — только задорого в спецмагазинах и барах.
— Ясно, — передал я пузырек обратно Хей, закончив процедуру растирания. — Знакомая картина. Миры разные, подходы те же самые. Ничего нового… Мягкая полукриминализация явления, когда оно ассоциируется с чем-то незаконным, создание употребляющим отрицательного имиджа больных или второсортных людей, повсеместный как бы запрет на выпивку… Но при этом все делается осторожно, не доводя дело до социального взрыва и сохраняя под контролем качество продукта и его относительную доступность. Государство как главный бутлегер. У нас в мире ровно так же над курильщиками издеваются. И так же на них нехило зарабатывают.
— Может быть, — пожала плечика подруга. — Я об этом как-то не задумывалась.
Под весело трещащий костерок мы разложили наши припасы для позднего завтрака и дочка охотника устроила мне форменный разнос. Весьма неожиданный, кстати — я-то думал, что подготовился, как следует.
— Повидло, сырок, сливки сухие, икра овощная, курица с рисом, всякие пакетики с разной витаминизированной химией, несть им числа — ругалась Хей, распотрошив один из моих ИРПов. — Ложечки, салфеточки, таганочек, ножики пластиковые в каждом наборе! Все в отдельной упаковке, само собой… Целых два килограмма разной фигни с расчетом на одни сутки, Саша! Ты о чем думал? Для кратковременного похода вроде нашего человеку вполне достаточно четырехсот — пятисот граммов съестного в сутки. Ты же несешь в четыре раза больше веса, чем требуется! Из всего этого ИРПа ценны, пожалуй, только тушенка, галеты, соленый шпик и шоколад — все остальное по большому счету лишнее.
— Чтобы ты понимала, скво! — энергично возражал я. — Тут же все сбалансировано! Хей, тут есть все, что нужно для организма в правильных пропорциях: витамины, белки, углеводы…
— Зачем тебе сейчас витамины, Саша? Ты цингой боишься заболеть? Так чтобы ее заполучить, нужно больше двух месяцев одной солониной с хлебом питаться. У нас столько времени нет, нас обоих раньше орнолит съест!
— Все равно, подруга, — не сдавался я. — Это же армейский рацион! Все продумано специалистами, зря его что ли комплектовали?