Страж неприступных гор
Шрифт:
Отвечая на приветствия прохожих, Раладан добрался до порта, протолкался через рынок, получив, несмотря на протесты, булку от торговца хлебом и жареную рыбину от торговца рыбой — оба даже слышать не хотели о плате. Закусывая рыбу булкой и не обращая внимания на толкавших его прохожих, Раладан посмотрел на склад с сорванной крышей, потом на разрушенную стену портового управления, покачал головой и пошел дальше. Как обычно, сведения оказались слегка преувеличенными; князь-моряк ничего другого и не ожидал, поскольку знал как количество орудий на «Гнилом трупе», так и их возможности. Чтобы полностью развалить здание, требовалось немало выстрелов — или везения.
Но парусник его дочери выглядел воистину удручающе.
Новые фрегаты агарской эскадры строились в расчете на значительно более тяжелое вооружение, чем прежде. Три плавучие батареи Раладана несли на борту самые мощные и тяжелые орудия из всех,
Раладан почувствовал, что сыт этим по горло. Он на многое закрывал глаза, но все полчища пиратов вместе взятые, все пьяницы и скандалисты, все головорезы из Ахелии не наносили Агарам столько ущерба, как банда его дочери. Десять лет назад мирные жители Агар согласились с основанием на их островах пиратского княжества, поскольку у них просто не было другого выхода. Постепенно все более или менее устоялось: пиратские команды владели портом, вокруг которого выросли многочисленные новые таверны и бордели, в городе матросы сорили деньгами, иногда немного шумели, но, по сути, признали жителей Ахелии «своими», и драки случались не чаще, чем в любом другом портовом городе. Однако команда «Гнилого трупа» относилась к столице Агар как к захваченной после долгой осады крепости, а все в ней находящееся считала законной добычей. Уже не в первый раз городская стража при поддержке войска прибывала в Ахелию на помощь, спасая насилуемых в собственных домах женщин, вырывая из лап пьяных детин истязаемых ради забавы мужчин, отбирая награбленное имущество. Теперь они подожгли таверну — а то был далеко не первый пожар, устроенный парнями Прекрасной Риди, — и стреляли из пушек по зданиям. Что дальше? Наловят на улицах невольников, запихнут в трюм и поплывут продавать? Завладеют новым оружием, убивая спящих в казармах солдат? А может, захватят стоящий в порту корабль и создадут эскадру, поскольку на «Трупе» они уже с трудом помещались? Численность команды постоянно росла за счет очередных вытащенных из петли негодяев. Пираты? Пираты не возникали ниоткуда, ими становились обычные моряки, которых ни во что не ставили на торговых кораблях, кормили протухшим мясом, заставляли спать под дырявыми прогнившими одеялами и били палками за любую провинность. Иногда они сбегали, порой бунтовала вся команда. И они прибивались к морским разбойникам, поскольку не умели ничего другого, кроме как ходить на парусниках, — не имея возможности заниматься этим законно, они занимались тем же самым вопреки закону. Но на «Гнилом трупе» вряд ли был хоть один такой «пират по воле случая». Одни лишь мерзавцы, убийцы, поджигатели… И шлюхи, с которыми страшно было пойти, поскольку за ними тянулась мрачная слава воровок и наемных убийц. Перерезанное горло — слишком дорогая цена за одну ночь с такой девицей. Что там говорить об украденном кошельке…
Гнев снова охватил Раладана. Он позвал к себе десятника, командовавшего стражей на паруснике.
— Перо, чернила… в общем, письменные приборы, — приказал он. — И кого-нибудь, кто умеет писать.
— Так точно, господин! — ответил десятник, который прекрасно знал Раладана, поскольку всем солдатам, в отличие от обычных прохожих с улиц Ахелии, доводилось видеть князя вблизи, хотя бы во время несения службы в крепости.
С трудом пробравшись в люк, Раладан спустился под палубу — под которой, как он помнил, было множество раненых. В носовом кубрике воняло как в мясной лавке — обычный запах лазарета после боя. С потолка свисало несколько фонарей. Вид был ничем не лучше запаха, а от стонов и хрипов могли разболеться уши. Несмотря на жесткое сердце, старый пират умел сочувствовать несчастной моряцкой доле. Но не в этот раз.
— Дворец всегда платил за ваши забавы, возмещая понесенный ущерб, и вы могли делать все, чего ваша душа пожелает, — сказал он. — Кроме одного — стрельбы из орудий по своим. Это были ваш город, ваш порт и ваше убежище. Были, но больше не будут. Здесь действуют определенные законы, и они касаются всех. Вечером вас повесят.
Стоны стали громче, раздались вопли и крики о пощаде. Несмотря на боль и потерю крови, матросы
Оставив скулящих матросов, Раладан вернулся на палубу и нашел десятника, которого сопровождал какой-то урядник из портовой комендатуры.
— Пиши, — велел он. — «Всех членов команды „Гнилого трупа“ незамедлительно казнить на главной рыночной площади города». Дай сюда, подпишу. А ты отправь это коменданту Ахагадену. И вели передать, что я хочу еще до вечера видеть перед ратушей сто виселиц. Естественно, с соответствующим грузом.
Возившиеся с остатками такелажа люди прервали работу — казалось, будто сам корпус разбитого корабля завывает, умоляя о снисхождении.
Глухой и бесчувственный Раладан вернулся во дворец. Чаша терпения переполнилась; его даже не волновало, как отнесется к его решению Ридарета.
А княжна тем временем уже немного опомнилась. По комнате металась перепуганная невольница, которая сперва помогала госпоже умыться и прийти в себя, а теперь пыталась навести хоть какой-то порядок. Звенели осколки разбитых зеркал, падавшие в деревянное ведро.
Риди, вид у которой без повязки на выбитом глазу был просто ужасен, лежала в постели, накрытая остатками обгоревшего одеяла, и дрожала от холода так, что отчетливы был слышен стук зубов. Все совершаемые ею «чудеса», вызывавшие у зрителей восхищение или страх, обходились ей недешево. Приходилось расплачиваться провалами в памяти, приступами озноба, иногда длительным оцепенением, а чаще всего невообразимой болью. Сидящее внутри ее таинственное нечто, хотя и давало жизненную силу, имело свои прихоти: порой оно требовало именно боли, вероятно, являвшейся для него чем-то вроде пищи. Бороться с ним не имело никакого смысла. После многих лет общения с Рубином Ридарета уже знала, какого сражения ей наверняка не выиграть, а в каком она может рассчитывать на успех. И потому она покорно истязала собственное тело всевозможными способами, получая от боли, которой требовала Риолата, как страдания, так и наслаждение. Но сейчас это была самая обычная боль — Рубин ею не питался и не давал ничего взамен. Боль прошла, уступив место усталости и ощущению холода. Так могло продолжаться до полуночи или даже до утра.
Однако к холодным как лед ладоням и ступням постепенно возвращалась способность чувствовать, вскоре перестали стучать зубы. Постепенно проходила и бившая ее дрожь.
— Мое платье… то, зеленое, вышитое розами… — сказала она.
— Ваше высочество сама мне вчера его отдала, — ответила невольница.
— Да? Ну, значит, сегодня я его забираю. Принеси обратно.
Невольница молча вышла и какое-то время спустя вернулась.
— Что это? — спросила княжна.
Ей уже не было холодно.
— Я… мне хотелось поскорее его надеть. Я его уже немного переделала, укоротила. Я ниже ростом, чем ваше высочество.
Ридарета лишилась дара речи.
— На пол, — наконец проговорила она. — На колени. Руки на стену.
Невольница расплакалась. Выбравшись из постели, княжна отыскала среди обломков поручень разломанного кресла, взвесила его в руке и начала бить стоящую на коленях девушку куда попало — а сил у нее было почти как у мужчины. Плач и звериный визг смолкли лишь тогда, когда нанесенный сбоку удар сломал челюсть. Отшвырнув окровавленный поручень, Риди пнула лежащую по сломанным ребрам. Под разбитой головой расплывалась красная лужа. Отдышавшись, княжна плюнула на невольницу и вернулась на кровать, опершись спиной о стену и обхватив руками колени. Сдула назад упавший на здоровый глаз локон; каким-то чудом волосы по бокам и спереди почти не пострадали, сильнее всего обгорела коса. Расплетя ее, невольница подстригла и подровняла волосы, которые теперь падали княжне на плечи. Так было удобнее, но короткие волосы Риди не нравились. Снова поднявшись с кровати, она нашла в ведре большой осколок зеркала и вернулась на место.
Кто-то постучал в дверь.
— Да?
— Ваше высочество… это я, Ласена. Что случилось? Я слышала…
— Да, войди и прибери здесь. И принеси мне какое-нибудь зеркало.
Отброшенный со злостью осколок разлетелся о стену в пыль.
Старшая невольница вошла и вскрикнула, закрыв от ужаса рот рукой. Уронив на пол какую-то бумагу, которую держала в руке, она присела рядом с лишившейся чувств девушкой, хрипло дышавшей разбитым ртом. Разрыдавшись, она вскочила и выбежала за дверь, выкрикивая одно за другим несколько имен. Наклонившись, Ридарета подобрала упавший свиток, прочитала то, что было там написано, и кивнула. Вскоре в комнате появились невольницы, которых позвала Ласена. Осторожно подняв подругу с пола, они понесли ее к дверям.