Страж вишен
Шрифт:
– Неужели так серьезно? – спросил я. Голос мой, наверное, в ту минуту выдавал мой испуг.
– Надеюсь, что нет. Тот доктор был прав – это действительно переутомление. Но оно может привести к очень плохим последствиям. У вас есть какие-нибудь знакомые, чтобы ее устроили в приличное место?
– Да-да, конечно! – тут же сказал я и бросился к телефону – набирать номер тети Лиды – главврача частной клиники в Митино.
Оксана Огородникова
… Вокруг меня кружились какие-то тени. Я не могла их разглядеть.
Я хорошо помню, как мне сделали укол. Но тени не ушли. Обеспокоено лицо Андрюши… Потом появился еще кто-то. Я пыталась разглядеть, кто это, но не смогла. Голос был, безусловно, знакомым. Потом меня положили на носилки (вот только зачем?) и куда-то понесли… Я видела черноту перед собою. Потом – свет…
Стена, увитая дикими растениями… Существа на копытах… Откуда они?.. Деревья…Вишневые деревья. Совсем как в детстве, на Ставрополье… И кто-то там, кто-то среди деревьев, в глубине сада. Я, кажется, знаю, кто это. Он пришел за мной… Он пришел за мной…ОН…
– Она бредит, – сказал Жуковский, выпрямляясь. Секунду назад он склонялся над лежащей Оксаной, пытаясь понять, расслышать, что она говорит. Андрей тоже шагнул к ее постели и напряг слух.
– Что она сказала, дядя Саша? – прошептал он.
– Страж Вишен, – ответил Жуковский, почему-то при этом улыбаясь.
– Что? – не понял Андрей.
– Она тебе не рассказывала? Пойдем. Я объясню.
Они вышли из палаты в коридор, и Жуковский рассказал Саше о легенде, которую они с Оксаной в детстве впервые услыхали от Оксаниной бабушки.
– Красивая история, – сказал Андрей. И, помолчав, добавил, совсем тихо: – Дядя Саша, с мамой все будет в порядке?
– Конечно, сынок, – Жуковский положил юноше руку на плечо. – Давай посидим. Или, может, кофе?.. Тут есть автомат, в конце коридора.
– Нет, я ничего не хочу. Это я виноват, что с мамой такое…
– Ты? С чего ты это взял?
Андрей рассказал ему о своем разговоре с матерью, о том, какую новость преподнес ей Никулин.
– Ах, вот оно в чем дело…, – задумчиво проговорил Жуковский. – Совпадения, совпадения… На них и построен весь мир. Как ты думаешь, Андрюша?
– Мне сейчас не до этого. Я очень беспокоюсь за маму. Она такая сильная… Ведь трудно – быть все время сильной. Особенно для женщины.
– И для мужчины тоже, – добавил Жуковский. – Я постараюсь помочь твоей маме. Один старый отшельник в Китае научил меня готовить хитрый отвар из трав. Я сам видел, как этим средством он излечил ребенка в деревне. А ведь все считали, что ребенок вот-вот умрет.
– Я почему-то не верю в такие снадобья, – сказал Андрей.
Областной центр
Казарьянц ощущал, что настал, наконец, час его триумфа. Он выполнил и перевыполнил заказ Вахи, и теперь вполне мог рассчитывать на вторую половину гонорара. Сычев был в могиле, Никулин – за решеткой, а Огородникова –
Но, вместе с тем, что-то не давало покоя многоопытному полковнику. Где-то в глубине его души копошился червь сомнения. Уж очень легко все получилось. Нет, не легко на самом деле – надо было слетать к черту на кулички, вытащить из тюрьмы этого урода Ковша, «подписать» его на участие в покушении на Никулина (вернее, в инсценировке покушения). Потом – устранить Ковша и с помощью людей Вахи окончательно убедить Никулина в том, что охоту на него открыл никто иной, как Сыч. Зная мстительный нрав Павла Игнатьевича, можно было предположить, что ответные меры не заставят себя ждать. Так и случилось – самонадеянный Сыч «сыграл в ящик».
Сложнее было с самим Никулиным. Владелец «Регион-банка» казался непотопляемым. Но и на него нашлась управа. Арест Козыря, верного подручного Сыча, полковник вначале расценил как отрицательный фактор – ведь он надеялся, что отчаянный уголовник захочет отплатить Никулину за смерть босса. Однако Козырь своими показаниями положил начало делу против Павла Игнатьевича. Делу об убийстве. Даже о двух убийствах – местные мальчишки очень кстати наткнулись в лесу на труп столичного банкира Замятина. Сразу вспомнилось, что хозяин «Зари» был человеком Никулина, а в последнее время связался с фирмой «ОКО», намереваясь продать мадам Огородниковой свой захиревший банк…
Разгром региональной бизнес-элиты был впечатляющим. Никулин не скоро поднимется теперь, даже если и избежит тюрьмы, думал Казарьянц. В крайнем случае, уйдет в депутаты, но, по-любому, уберется из области. Леон Ованесович невольно поежился, представив себе, что было бы, если б Никулин вдруг узнал, кто стоит за всеми неудачами, свалившимися на его голову. Такого врага не желал себе даже он, высший офицер одной из самых влиятельных силовых структур в стране.
«Надо бы подстраховаться, – решил Казарьянц. – Подкину-ка я идейку Геннадию Яковлевичу – насчет того, чтобы Козырь оказался в одной камере с Павлом Игнатьевичем…»
Загремели тяжелые железные засовы. Дверь отворилась, впуская в камеру второго человека – худощавого, бледного, лет сорока– сорока пяти. Он сразу же занял нижние нары – напротив Никулина. Павел Игнатьевич скользнул по нему равнодушным взглядом и снова прикрыл глаза, откинулся на стену – так легче думалось.
– Закурить есть? – невежливо, на блатной манер спросил вновь прибывший.
– Здороваться надо, когда в «хату» входишь, – не открывая глаз, процедил Никулин.