Страж. Тетралогия
Шрифт:
Проповедник вернулся с кислой миной, сокрушенно покачал головой:
— Везет мне, как грешнику. Утром эти бездельницы не работают, а отсыпаются.
— А ты ожидал круглосуточного обслуживания? — рассмеялся я. — Такие заведения собирают золотые в ночное время.
— Что публичному дому потребовалось от стража?
— Надеюсь, скоро мы это узнаем.
— Человек, любящий мудрость, радует отца своего; а кто знается с блудницами, тот расточает имение. [122]
122
Притч. 29, 3.
— То
— Потому что блудница — глубокая пропасть. [123] — Проповедник просто валял дурака и наслаждался тем, как подгоняет святые книги под то, во что и сам не особо верит.
Я принял эту игру:
— Иисус говорит им: истинно говорю вам, что мытари и блудницы вперед вас идут в Царство Божие. [124]
Проповедник лишь презрительно фыркнул:
— Глубокая пропасть — уста блудниц: на кого прогневается Господь, тот упадет туда. [125]
123
Притч. 23, 27.
124
Мф. 21,31.
125
Притч. 22, 14.
— Ибо пришел к вам Иоанн путем праведности, и вы не поверили ему, а мытари и блудницы поверили ему; вы же, и видев это, не раскаялись после, чтобы поверить ему. [126]
Старый пеликан довольно крякнул:
— Я все же смотрю, что ты в курсе содержания святых книг, мой мальчик.
— Лишние знания никогда не бывают вредны, и им всегда найдется применение, друг Проповедник. Даже столь дурацкое, как сейчас.
Ручка двери повернулась, и я замолчал. В комнату вошла девушка. Проповедник издал восторженный звук, старый пеликан обожал таких — пышногрудых, темноглазых и черноволосых. Эта к тому же была одета в платье из дорогого черного бархата, с глубоким вырезом и удивительно коротким подолом, открывающим половину бедра. Наряд столь невиданный в обычной жизни, что Проповедник на несколько мгновений потерял дар речи, а затем пробормотал, не отрывая взгляда от выреза:
126
Мф. 21,32.
— И вот — навстречу к нему женщина, в наряде блудницы, с коварным сердцем… [127]
— Мастер ван Нормайенн, — негромко и гортанно произнесла она. — Извините за задержку. Я — Лонна, и мне поручено позаботиться о вас.
Проповедник прочистил горло:
— Надеюсь, она в это вкладывает не тот вульгарный смысл, что я.
Она легко улыбнулась:
— Позвольте мне проводить вас к моему господину.
— Для шлюхи у нее неплохая речь.
Старый пеликан явно перепутал дорогой бордель для знати с придорожным клоповником. Уверен, что она и читать умеет. И не только читать. Чтобы проверить свою теорию, я сказал на альбаландском:
127
Притч. 7, 10.
— Не будем заставлять хозяина ждать.
Она замешкалась лишь на мгновение и ответила чисто, даже не ошибившись в ударениях:
— Прошу за мной.
Я с усмешкой покосился на Проповедника, который явно решил пересмотреть свои взгляды на образование в публичных домах. Девушка повернулась, предоставив нам любоваться ее открытой спиной и ногами, ведя меня через пустой коридор, на полу которого лежал густой хагжитский ковер, а стены были скрыты за гобеленами фривольного содержания.
Навстречу нам из комнаты вышла невысокая шатенка. На ее лице была видна усталость, глаза покраснели от слез. Заметив меня, она улыбнулась. Лонна прошла сквозь нее, я же посторонился, улыбнувшись светлой душе в ответ.
— Господин страж желает остановиться у нас на время своего пребывания в Марздаме? — не оборачиваясь, спросила девушка. — Мне поручено позаботиться о ваших апартаментах.
— Не думаю. Но спасибо за приглашение.
— Дурак! — простонал Проповедник. — Ну что тебе стоило?!
Да, собственно говоря, ничего. У меня нет никаких особых предубеждений насчет этого места. Уверен, что здесь… хм… мило. Есть только два «но». Во-первых, я все еще не знаю, для чего требуется страж, а следовательно, возможно, не соглашусь на работу. Во-вторых, жить здесь опасно для здоровья. Сюда приходят богатые и влиятельные клиенты. Не только благородные и купцы. Но и кое-кто из духовенства, ибо люди остаются людьми, несмотря на многие запреты, что висят над ними. И, уверен, не все посетители желают, чтобы об их маленьких грешках знали окружающие. А мне совершенно ни к чему чужие тайны.
Остановившись возле одной из дверей, девушка без стука распахнула ее, приглашая войти.
В небольшом светлом кабинете с двумя окнами, выходящими в заснеженный сад, меня ждали трое.
Один сидел за столом — невысокий краснолицый толстяк с редкими волосами. Опрятно одетый — не скажу что богато, но очень прилично. И цена одежды не могла сравниться со стоимостью перстней, которые унизывали его пальцы. Три сапфира, каждый размером с ноготь, два зловеще-красных продолговатых рубина, один изумруд глубокого темно-зеленого цвета и очень крупный бриллиант, подмигивающий мне веселыми голубыми искорками. Целое состояние.
Мужчина, расположившийся во втором кресле и неспешно потягивающий пурпурное вино из тонкого чашеобразного бокала, был высоким, с очень широкими плечами — но я не назвал бы его здоровяком. Слишком худое лицо, слишком блестящие глаза, слишком лихорадочный румянец на скулах. Облаченный во все черное, начиная от остроносых сапог и заканчивая шляпой с широкими полями и высокой тульей. На поясе у него висел тяжелый широкий вионский кинжал, [128] оружие, которое предпочитают в среде простонародья из ремесленных цехов. Но, судя по тяжелой золотой цепи на груди, он все-таки был человеком не простых кровей.
128
Вионский кинжал, или нож вионских мясников — нечто среднее между крупным кинжалом и небольшим тесаком.
Третий встречающий и вовсе не являлся человеком. Смуглая, с красноватым оттенком кожа, длинные, зачесанные назад волосы цвета спелой клубники, золотистые пытливые глаза и острый подбородок. Ржав — иное существо, довольно редкое в наших землях и не слишком жалующее людей.
Он предпочел человеческую одежду: вельветовый жилет, белую рубаху с расстегнутым воротом, короткие штаны, чулки и остроносые кожаные башмаки, как видно купленные у какого-то заезжего хагжита-торговца. Ржав просматривал лежащую перед ним стопку мелко исписанных бумаг и, когда я вошел, отложил их в сторону и устало потер переносицу.