Страж. Тетралогия
Шрифт:
Филипп заплакал, замычал активнее.
— Мой вам совет, аптекарь. Если хотите избежать лишней… головной боли и заслужить прощение кардинала, на которого вы так бездарно покушались, покайтесь, сознайтесь и начинайте сотрудничать. — Роман похлопал узника по плечу. — Я вернусь через полчаса и с радостью услышу правильный ответ. Идем, Людвиг.
Мы покинули пыточную, поднявшись на два этажа вверх, пересекли пустой тюремный двор, миновали охрану и вышли на улицу. Это была окраина города, в двух шагах от внешней стены.
— Поговорим. — Он забрался на гору кирпича, сваленного рабочими, собиравшимися ремонтировать укрепление.
— Здесь? — удивился я, но присоединился к нему.
— Видно всю округу. Уж лучше, чем кабинет начальника тюрьмы, где каждый дурак может подслушать.
— У вас есть официальная версия произошедшего в городе?
— А когда ее не было? — Он усмехнулся в усы. — Люди уже работают языками, слухи один хуже другого летят по дорогам да множатся в трактирах. За месяц узнают все и везде. Это случилось очень не вовремя. Хотя когда подобные события вообще могут быть к месту? Нам придется приложить массу усилий, чтобы сгладить последствия происшедшего.
— Нам?
— Я служу кардиналу, а он — Церкви. Так что в данном контексте даже колдуну и ругару можно говорить «нам». Насколько я понял, всех собак повесят на злобного дьяволопоклонника, который хотел испортить радость верующим, осквернить святыню, попрать законы Божьи и прочая, прочая, прочая.
Я ожидал чего-то подобного:
— В общем, сказка о чудовище, решившем устроить бессмысленное убийство.
— Или какой-нибудь жертвенный ритуал. Людям совершенно незачем знать настоящих причин.
— А мы их знаем? Эти самые причины?
Роман не ответил, и это говорило о том, что он, как и я, теряется в догадках.
— Считаешь, что колдун уровня Вальтера способен устроить огненный вулкан в центре города? — задал я еще один вопрос.
Он посмотрел на меня долгим, тяжелым взглядом:
— И ты думаешь точно так же. Запомни это, если дорожишь своей шкурой. — И, чуть смягчившись, произнес: — Есть вещи, о которых не стоит болтать, Людвиг. Например, я стараюсь помалкивать, что полная луна не слишком хорошо влияет на меня в последнее время.
Мы оба усмехнулись только нам понятной шутке.
— Так что виноват Вальтер. Пока не будет доказано обратное. А оно, как ты понимаешь, доказано, скорее всего, не будет. Во всяком случае, толпе.
— Но ты не веришь, что колдун маркграфа Валентина имеет столько сил.
— Разве это так важно? — Он устало потер веки.
— Для меня — важно.
Цыган сдался:
— Не верю. Я знаю о темном искусстве не понаслышке. На мой взгляд, подобное не может провернуть никто из тех, с кем я знаком. Здесь нужна мощь велефа или какого-нибудь легендарного чародея из Темнолесья. Или очень серьезного демона. Такого, кто одним щелчком пальцев сжигает пять сотен душ и едва не проламывает щит десяти готовых к отражению атаки клириков. Колдуны на такое не способны. Иначе миром правили бы они, а не князья и церковники.
— Если он был настолько силен, что не боялся клириков, то почему отступил? Почему не убил всех, кто находился на площади?
— Я не знаю.
Я задумался.
— Но если это был не Вальтер, а кто-то иной, то случившееся на площади — совпадение? Команда заговорщиков, пытавшихся убить кардинала, и неизвестный, решивший устроить локальный апокалипсис?
— Иного объяснения у меня нет. И не только у меня. Инквизиция чешет в затылке, разводит руками и лихорадочно листает гримуары. Только думается мне, что без толку это все. Никого мы не найдем. Но им нужен козел отпущения. Лучше всего тот хагжит, о котором ты говорил. Отличная кандидатура для костра. Обыватели не жалуют чужеземцев и иноверцев, с радостью сожгут злобное чудовище, восхитятся тем, что возмездие Церкви настигло преступника, и успокоятся. Ну а если не поймаем этого хагжита, найдем другого. Или же придется использовать беднягу-аптекаря. Морщишься? Не стоит. Это звучит жестоко, но иначе просто нельзя. Символы веры и силы должны оставаться незыблемы. Иначе начнется хаос.
— Когда вы поняли, что след ангела — фальшивка?
Роман сложил узловатые пальцы в кулак, потер им затылок:
— Слишком поздно для того, чтобы все остановить. Слухи полетели, а паломники и местные клирики-тупицы уже сколачивали крест да жгли свечи. Первый же инквизитор с магией все раскусил.
— Вальтера нельзя назвать наивным. Он не верил, что его обман продержится долго, значит, знал, что вы не остановите представление.
— У нас не было выбора. Что мы должны были делать? Объявить во всеуслышание, что кучка мошенников решила надуть верующих? Что никакого чуда нет, а последнего ангела видели полторы тысячи лет назад? Зачем рубить сук, на котором сидишь, Людвиг? Люди хотят верить в чудеса, и кто мы такие, чтобы разрушать их иллюзии?
Я лишь невесело рассмеялся:
— Мне повезло, Роман. Моя работа гораздо проще.
— А моя не ждет. — Он встал и протянул руку. — Ты спас мне жизнь в тех проклятых горах, и я не люблю быть должен. Я собираю слухи и информацию. Старая ферма в четверти лиги за городом, если ехать через Кошачьи ворота. Я смогу придерживать эту новость пару-тройку часов, не больше. Увези женщину как можно дальше, если не хочешь, чтобы она сгнила в подвале.
— Они будут предупреждены. Все.
— И что с того? Мы их поймаем. Но если стража не будет среди них, ее никто не станет искать. Обещаю.
— Спасибо, Роман. Мы в расчете.
— Боюсь, что нет. Это была услуга за услугу.
Ферма выглядела заброшенной, но в ее окошках горел приглушенный свет.
Небо быстро темнело.
Я направился к воротам, думая, что снова действую наобум, прыгаю в омут головой и Вальтеру в общем-то ничего не стоит сделать то, что не получилось у наемника.
Я заметил, как дрогнула занавеска — наблюдавший за дорогой увидел меня. Тем лучше.
Ворота были не заперты. Я вошел во двор — грязный, с двумя огромными лужами и телегой, перевернутой набок. Дверь в дом открылась, и на пороге появился Чезаре. Посмотрел на меня тяжелым взглядом, не убирая руки с висящей на поясе даги:
— Ты один?
— Как видишь.
Он посторонился и, когда я вошел, остался на улице, решив проверить, не пришел ли за мной кто-то еще.
Внутри пахло старым заплесневевшим домом, пол был земляной. Большую часть единственной комнаты занимал остывший очаг. Скудная крестьянская мебель, а также прялка оказались сдвинуты к дальней стене. В углу, завернувшись в тонкое одеяло, спал хагжит. Колдун, до этого что-то писавший, теперь смотрел на меня.
Кристина порывисто бросилась ко мне, крепко обняла: