Страж
Шрифт:
Глодатель сразу же узнал это место. Вот крутой выход к реке, вот пещера, а вот и полянка, где кугуары убили последнего медвежонка Гром-Сердца. Фаолан остановился. Удивительно, но после землетрясения сохранилась даже скользкая тропинка, ведущая к берегу. У деревьев, стоявших вдоль нее, ветки были поломаны и ободраны – медведица кидалась на них в ярости и отчаянии. Здесь же она пыталась утонуть, но река оказалась слишком мелкой. Она умоляла Великого Медведя Урсуса забрать ее на небо, когда почувствовала, как что-то коснулось ее лап. Поначалу Гром-Сердце решила, что это просто комок речного мусора. Но он оказался волчонком.
Кормилица
А теперь Гром-Сердце мертва. От нее остались только кости, на которых Фаолан запечатлел историю того первого – и последнего – лета.
Найти тумфро оказалось не так уж трудно. Прошло уже три зимы, но берег, похоже, ничуть не изменился. Над водой, где холодный воздух от реки смешивался с теплым, нагретым солнечными лучами, поднималась легкая дымка. Сердце у Фаолана отчаянно забилось, голова слегка закружилась, шерсть на загривке встала дыбом. Вот и небольшая выемка – здесь от берега откололась льдина, на которую его положила обея. Значит, это и вправду его тумфро – место, где маленького серебристого щенка оставили умирать.
Фаолан обошел его трижды. Знакомыми казались не только запахи и звуки, но даже ощущения от прикосновения лап к земле. Волк сел на землю и пристально вгляделся в воду. Дымка сгустилась, отчего колыхание волн стало еще более чарующим и завораживающим. В ушах глодателя снова раздался рев волн и треск льда. Он вонзил когти в землю – словно маленький волчонок вновь отчаянно уцепился за льдину. Шум становился все сильнее и сильнее; в бурлящих волнах отчетливо проявился знакомый спиральный рисунок – тот же самый, который Фаолан видел в своем сне среди углей костра.
Волк понял, что ему нужно сделать. Он должен принести кости Гром-Сердца обратно в пещеру на берегу реки и соорудить из них друмлин – небольшой курган в ее честь. Фаолана беспокоило, что он так и не видел, как лохин Гром-Сердца поднимался по звездной лестнице. А с друмлина медведице было бы легче запрыгнуть на первые ее ступени. Только соорудить костяной курган нужно не там, где она умерла, а там, где они нашли друг друга. Такова была цель его слаан-лифа.
Дымка рассеялась, река вновь успокоилась и лежала перед ним словно темно-янтарная лента. Серебристый волк сразу же направился к тайнику, где хранил кости своей кормилицы. По дороге ему в голову вдруг пришла еще одна важная мысль: «А как же моя настоящая мать? Где она сейчас? Что она думает обо мне? Неужели она считает себя проклятой из-за того, что родила такого щенка? Были ли у нее другие дети? И где сейчас мои братья и сестры?»
Глава четвертая
Не настоящая глодательница
Спускаясь по склону кривого хребта, Эдме думала о Фаолане. Как он там? Что он чувствует на своем тумфро? Уж наверняка не ту пустоту, которую ощутила она, взобравшись на каменистую вершину. Неужели она настолько холодна и бесчувственна?
Нет, обвинять себя не в чем – скорее всего, либо тумфро не тот, либо фенго ошибся. Маленькая волчица собралась было отправиться к обее клана МакХитов и расспросить ее, но сразу же отказалась от этой мысли. МакХиты ненавистны ей, Эдме не хотела даже возвращаться на их территорию.
Обеей у МакХитов была белая волчица Эйрмид. На старом волчьем языке это слово – «Эйрмид» – означало «пустая, бесплодная»: злое, обидное имя для волчицы. Конечно, все обеи бесплодны, но так назвать ее, прямо указывая на ее жалкое положение, додумались только МакХиты. Они вообще не особо скрывали свои дурные и жестокие инстинкты. Поведением этот клан напоминал стаю летучих мышей-вампиров, которые высасывают у жертвы ровно столько крови, чтобы та не умерла и позже можно было вернуться и напиться еще. Те же из МакХитов, которые оказывались недостаточно жестокими, либо просто не доживали до взрослого возраста, либо убегали в другие кланы, даже на дальний север – к МакНамара. Нет уж, хватит с Эдме этих «родственничков», она достаточно на них насмотрелась.
Перепрыгивая канавы и рвы и осторожно спускаясь по крутым уступам, волчица пыталась представить, как она смогла преодолеть всё это, будучи одноглазым щенком. Говорят, что выжившие малькады обладают особым инстинктом, позволяющим им находить дорогу в свой клан, но Эдме в это не верила. Она с самого детства старалась держаться от МакХитов как можно дальше.
Погруженная в свои мысли, она добралась до подножия горной гряды и остановилась как вкопанная: перед ней стояли Инглисс и Киран – годовалые волчицы из Каррег Гаэра вождя МакХитов. Кровь застыла у маленькой волчицы в жилах. Эти двое отличались особой жестокостью: они всякий раз старались посильнее ее толкнуть, побольнее цапнуть за ухо, вонзиться зубами в морду поближе к единственному глазу. Эдме инстинктивно поджала хвост и приняла позу покорности, но тут же опомнилась. «Мне не нужно больше им подчиняться, я ведь больше не глодатель. Я член Стражи. Если уж на то пошло, так это они должны демонстрировать мне почтение». Шерсть у нее на загривке вздыбилась, уши встали торчком, а единственный глаз ярко вспыхнул.
– Быстро ты научилась, как я погляжу! – ехидно заметила Инглисс, старшая из двух.
– Ага, но разве она не смешно выглядит? Взъерошилась вся, такая забавная! – поддакнула Киран, всегда готовая вторить заводиле.
– И уж, конечно, в таком виде она совершенно недостойна идти к Кольцу, – добавила Инглисс.
Эдме вовсе не собиралась с ними спорить. Она просто пошла своей дорогой. Но волчицы не отставали: они шли справа и слева от нее, приблизившись уже почти вплотную.
– А ну убирайтесь! – пролаяла Эдме. – Вам нельзя больше оскорблять меня, ни словами, ни укусами.
– Ах, ну да, верно, – ухмыльнулась Инглисс. – Видимо, нам с самого начала вообще не стоило придираться к тебе. Ты же не настоящая глодательница.
Эдме застыла на месте.
– Вы что, кэг-мэг? О чем это вы?
– Хочешь узнать? – спросила Инглисс и обернулась к напарнице. – Ну что, рассказать ей?
– Можно и рассказать, – как бы невзначай заметила Киран, словно думая о чем-то своем.
– Дорогая Эдме, мы пришли извиниться за свое поведение, – начала Инглисс.
Волчицы едва не касались мордами ее носа – так близко они теперь стояли. Эдме изо всех сил старалась не растерять остатки самообладания.