Страж
Шрифт:
– Не стоит. Просто оставьте меня. Мне нужно отправиться к Кольцу и присоединиться к Страже.
– Я бы на твоем месте не торопилась, – сказала Киран.
– Я бы тоже. Что они скажут, когда узнают, что ты не родилась малькадом?
– Да о чем вы говорите? – прорычала Эдме сквозь оскаленные зубы. Никогда еще она не выглядела настолько разозленной. Подруги-волчицы слегка съежились и отступили.
– Это сделал с тобой вождь Дунбар МакХит! – выпалила Киран.
– Что сделал?
– Вырвал глаз!
– Вырвал глаз?.. Вы хотите сказать… сказать, что… это значит… значит… – Она никак не могла подобрать подходящие слова. – Я не родилась такой?
– Нет, – довольно
– И когда это выяснится, – добавила Киран, – тебя исключат из Стражи.
– Они, кстати, могут это просто почувствовать, – сказала Инглисс.
– А если я сама скажу? – спросила Эдме, повернувшись мордой в сторону территории МакХитов.
– Скажешь? Кому? Эдме, ты куда?
– К вашему вождю.
– Что? – Киран не сдержала изумления.
– Ты передашь ему то, что мы тебе сказали? А понимаешь, что нам за это будет? – жалобно спросила Инглисс, не отставая от маленькой волчицы ни на шаг.
– Раньше нужно было думать.
– Но какой толк рассказывать это Дунбару МакХиту? И что ты ему скажешь?
– Что скажу? – Эдме резко остановилась. Взгляд ее единственного глаза пронзал былых обидчиц насквозь. – Я скажу, что буду служить в Страже не как член клана МакХитов, а как волк-одиночка!
Обе подруги рухнули на брюхо и принялись ползать в пыли у лап Эдме, умоляя ее не ходить к вождю. Но волчица оставалась непреклонной: она твердо вознамерилась добраться до Каррег Гаэра МакХитов.
Теперь всё встало на свои места. Понятно, почему она ничего не чувствовала на тумфро: с тем местом Эдме ничего не связывало. И неужели ее мать выгнали из клана? Впрочем, это уже не важно. Сейчас важно, что она, несмотря ни на что, страдала не зря. Она честно выиграла гаддерглод. Пусть она и не малькад, но место в Страже заслужила и будет выполнять свои обязанности прямо и смело. И то, что Эдме всю жизнь держалась в тени других членов клана, ей не помешает. Глубоко внутри себя волчица знала, что она достойна Стражи.
А в это время Фаолан переносил огромную бедренную кость Гром-Сердца с места ее гибели туда, где она нашла Фаолана и стала его кормилицей.
Гром-Сердце умерла во время землетрясения, когда Фаолану едва исполнился год. На нее свалился огромный валун, оглушив и сильно поранив. Так она и лежала, истекая кровью. Когда спустя несколько месяцев после гибели медведицы Фаолан впервые наткнулся на ее череп, тот выглядел ужасно огромным, пустым и безжизненным, особенно в лунном свете. Сейчас же, спустя два года, сквозь него уже проросла новая жизнь. Всю поверхность кости покрывали мох и лишайник; в одной из глазниц расцвел огуречник.
Теперь серебристый волк не смог бы сдвинуть череп с места, даже если бы захотел. Так что пусть он останется памятником изменчивой, вечно возрождающейся жизни на земле. Но остальные-то кости Фаолан может перенести на новое место и соорудить из них друмлин, который будет символом жизни в небесной Урсулане.
Интересно, дошла ли Гром-Сердце до Урсуланы? Да, она умерла, но ее дух вполне еще мог странствовать по земле. Может, у нее остались неоконченные дела? Гвиннет, знакомая масковая сипуха, как-то говорила Фаолану, что так бывает со скрумами – духами сов: они попадают в Глаумору только после того, как закончат все дела на земле. И своим друмлином волк надеялся подать душе медведицы, ее лохину, знак, что с ним, с Фаоланом, всё в порядке и что Гром-Сердцу уже не обязательно дольше оставаться в этом мире.
Он уже вырезал историю их совместной жизни на запястной кости и спрятал ее отдельно от других. Больше выгладывать ничего не нужно. Положив бедренную кость Гром-Сердца поверх друмлина, Фаолан понял, что совершил правильный поступок. Кость лежала так красиво, словно это и было ее законное место.
Серебристый волк почувствовал, что с его плеч разом спал тяжелый груз. Когда на небе появились первые звезды, он поднял морду и завыл:
Ты, Гром-Сердце, уходи,Оставь кости позади!Ты закрой свои глаза,Чтоб не падала слеза.Не гляди назад с тоской,Песню грустную не пой.В Урсулане тебя ждетЗвезд блестящих хоровод.Выше к звездам поднимайся,На земле не оставайся!Обернись ты дымкой светлойИ подай мне знак небесный.Сын твой смотрит на тебяИ прощается, любя.Он уже не тот щенок,Что прожить один не мог.Он не сгинул, не пропал,Стражем он дозорным стал.Не тревожься ты о нем,Его взгляд горит огнем.Помнит он чудесный год,Как мы жили без забот.Помнит он вкус молока,Помнит, как текла река,Нежный взгляд и сердца бой…Только ты иди, не стой.Не волнуйся, уходи,Оставь кости позади!Глава пятая
Кровь и Шипы
В первый месяц лета, когда солнце поднимается выше всего и идет по небу рука об руку с луной, наступает самый длинный день. В этот единственный день в стране Далеко-Далеко цветет огонь-трава. Под лучами яркого солнца и его сестрицы луны на колючих стеблях распускаются крошечные алые бутончики. Листья у огонь-травы мягкие и сочные; в них много жидкости, от которой у волков начинается приятное головокружение. Вот только добраться до этих листьев сквозь острые, похожие на волчьи зубы шипы вовсе не легко.
И хотя цветы на огонь-траве появляются в самый разгар жаркого лета, они знаменуют поворот земли в сторону зимы. Дни становятся всё короче и короче; серебристая полоска света, сияющая на севере ночью, – всё уже и уже, пока не исчезает совсем; солнце по вечерам садится всё раньше. В день, когда зацветает огонь-трава, волки из страны Далеко-Далеко устраивают Праздник Крови и Шипов. Его отмечают во всех кланах, но особенно шумно – у МакХитов: там дело часто доходит до грубостей и драк, а так называемые «дружеские поединки» порой заканчиваются смертью.
В бытность свою глодательницей Эдме старалась в этот день не попадаться на глаза остальным членам клана. Однако сейчас, стоило ей только появиться в лагере Каррег Гаэра, шум и вой тут же прекратились и все взгляды обратились на нее. Волкам явно не нравилось, что Эдме пришла в стаю с выпрямленным хвостом и гордо поднятой головой. На морде волчицы застыло выражение крайнего негодования. Ничуть не смущаясь, она прошла прямо к гаддерхилу – церемониальной пещере вождя.
– Что ей нужно? – шептались между собой одни волки. – Да еще в День Крови и Шипов?