Стража Колдовского мира
Шрифт:
А тут каменных стен нет и в помине, все дома сложены из брёвен, некоторые вообще стоят без крыш, и всюду кипит работа. Недавно прошёл дождь, и дорога вдоль домов так раскисла, что, сойдя с мостков, можно было провалиться в грязь по щиколотку. Со всех сторон непрестанно разносился стук молотков, громкие голоса строителей, поднимавших стропила, а на дороге то и дело раздавались крики «Посторонись!» и двигались целые вереницы носильщиков с грузом строевого леса.
Корабль, на котором они с Симондом недавно приплыли, доставил в город припасы для строителей. По салкарскому обычаю женщины
Трусла никогда не слыхала, чтобы люди сразу строили целый город, но в том странном мире, который открылся ей за пределами Торовых болот, она вообще узнала много нового.
— Берегись!
В тот же миг она почувствовала, как Симонд обхватил её поперёк туловища, чтобы вместе с нею отскочить в сторону, уступая дорогу веренице носильщиков, которые волокли качающееся на верёвках бревно.
Все эти трудившиеся в поте лица люди были такие огромные! Не только ей, но и Симонду, в котором тоже отчасти текла та же кровь, приходилось смотреть на них снизу вверх. Трусла нелегко привыкала к жизни на корабле, хотя старалась не показывать вида, как ей трудно.
— Нам сюда, — сказал Симонд, сворачивая с ней по залепленным грязью мосткам к дверям уже достроенного дома, из которого пахнуло смолистым запахом свежесрубленной древесины. Переступая порог, Трусла озабоченно подумала, как бы не нарушить нечаянно какого-нибудь обычая.
— А, это вы! Добро пожаловать! Входите, входите! Бертель, давай сюда пиршественные рога. Надо приветствовать наших друзей!
Голос хозяина показался Трусле громоподобным. Чтобы видеть его лицо, ей пришлось высоко задрать голову. Мангус Могучая Рука недаром славился высоким ростом даже среди сородичей.
Немного придя в себя от первых впечатлений, Трусла увидела, что сидит в кресле и что оно гораздо старше окружающих стен — мягкая обивка была довольно потёртой. Ногами девушка не доставала до пола, устланного не только привычными ей ткаными половиками, но и разбросанными по горнице шкурами.
Не успела Трусла устроиться в кресле, как к ней уже подошла рослая женщина с рогом и блюдом с хлебом и солью в руках. Трусла взяла протянутый рог, отломила кусочек хлеба, обмакнула в солонку и как можно непринуждённее сказала:
— Да будет счастье этому дому и всем его обитателям! Пусть ваши охотники будут удачливы, ваши посевы дадут хороший урожай и все ваши корабли возвратятся в родную гавань!
Она не решилась бросить взгляд на Симонда, чтобы по его лицу узнать, верно ли запомнила, затверженные с его помощью слова. После Труслы девушка подошла к Симонду и тоже протянула ему рог и блюдо.
— Удачи и вам, дорогие гости! Лёгкого пути и гладкой дороги! — С этими словами Мангус опорожнил свой рог.
— Ну, а теперь за дело! — Мангус сделал знак рукой, и Бертель удалилась. — Есть новости.
— О, Всеведущая! — позвал он зычным голосом. — Они уже здесь и ждут тебя!
В ответ кто-то отодвинул яркую узорчатую занавеску, из-за неё показалась другая женщина в сопровождении небольшой свиты. Когда-то она была, по-видимому,
Вместе с нею, следуя на шаг позади, вошла ещё одна женщина; эта была значительно моложе, одетая, как все салкарки, в длинную куртку и брюки, но через плечо у неё справа налево висела перевязь такого же зеленовато-голубого цвета. В руках она бережно, словно величайшую драгоценность, держала маленький и, судя по потёртому виду, очень старый бубен.
Следом появилась Фрост — эсткарпская колдунья, прикреплённая к миссии Симонда. Она была молода, и Трусла, которая сначала её побаивалась, поскольку эсткарпские колдуньи издавна славились неуживчивым нравом, привыкла к ней и даже полюбила слушать, когда та объясняла разные вещи, незнакомые для жителей Торовых болот.
Четвёртая женщина, замыкавшая маленькое шествие, выглядела так необычно, что при её появлении все невольно обратили на неё внимание. Рядом с колдуньей, одетой в строгое серое платье, она вся полыхала яркими красками. Глядя на неё, Трусла не смогла угадать ни возраста, ни того, к какому народу она принадлежит, хотя сразу было видно, что это не салкарка, а северянка совершенно непохожая на женщин Эсткарпа.
На плечах у неё был плащ из птичьих перьев, но она не запахивалась в него, как шедшая впереди старушка Ярко-белые и жгуче-чёрные перья располагались узорами, а под распахнутым плащом виднелось закрывающее бедра одеяние из сверкающего белизной гладкого меха, отороченное у горла воротником из птичьего пуха. Ноги её были обуты в высокие, от носка до бедра, сапожки, перевязанные на уровне коленей узкими ленточками, украшенные крупными прозрачными разноцветными бусинами.
Длинные волосы северянка уложила на затылке в большой пучок, в который вплела ленты с блестящими бусинами. Белизна меховой кофты подчёркивала смуглый цвет лица и странные раскосые глаза. Эта женщина держалась уверенно, с сознанием собственного достоинства, и Трусла с первого взгляда почувствовала к ней необъяснимую симпатию, заметив, что та тоже была маленького роста, так что колдунья Фрост и салкарки казались рядом с нею великаншами.
— Вот наши эсткарпские гости, Всеведущая, — сказал Мангус, подавая кресло вещей старухе, её помощница выбрала место у неё за спиной, в то время как Мангус усаживал Фрост и чужестранку.
— Вот госпожа Трусла из Тора, — продолжал Мангус, представляя своих гостей, — а это — господин Симонд, сын маршала Кориса.
Старушка в зелёном капюшоне по очереди взглянула на них проницательным взглядом, и Трусла выдержала его, не опустив глаз. Ей и раньше не раз приходилось встречаться со жрицами, и она привычно оказывала им положенные знаки почтения, независимо от того, насколько дружелюбно те с ней обращались.
— Кто такая эта почтенная госпожа, вы знаете сами, — при этих словах колдунья слегка кивнула головой. — А эту даму зовут Крылатой, она принадлежит к народу латтов.