Стража Колдовского мира

Нортон Андрэ

У одного из прилавков Трусла остановилась, как вкопанная, не обращая внимания на толкотню, и не подвинулась даже тогда, когда мимо неё хотела протиснуться к прилавку какая-то мускулистая тётка с засунутым за пояс молотком.

Внимание Труслы привлёк глиняный кувшин с широким горлышком, который стоял без крышки, так что видно было его содержимое Можно было только гадать, какими судьбами эта вещь оказалась среди корабельного груза и, тем более, как она попала к торговке Трусла подумала, что женщина, которая торговала за этим прилавком, вряд ли понимала, что это такое. Содержимое кувшина представляло собой дверь в прошлое, хотя

на обычный взгляд это был просто кувшин с песком — мельчайшим песком золотистого цвета. Трусла знала, что это за песок — такой песок изменил всю её жизнь, открыв для неё целый мир.

— Ксактоль! — шёпотом позвала Трусла Неужели песок всколыхнулся? Или ей это только показалось? — Сестра-песок!

Она сдёрнула серебряную подвеску с браслета. Больше ей нечего было предложить сейчас в обмен на покупку Другая покупательница, которая возвышалась над Труслой, как башня, только что выложила за отрез сине-оранжевой ткани и набор точёных деревянных кубков целый золотой, эсткарпской чеканки. Рассчитавшись с нею, продавщица обернулась к Трусле.

— Этот кувшин, — сказала Трусла, на всякий случай показав на него пальцем.

Продавщица взяла его с прилавка и стала поворачивать, показывая со всех сторон.

— Эсткарпская работа хорошего обжига, можно использовать для печи. А песок — Тут она, как видно, перехватила тревожный взгляд Труслы, которая испугалась, как бы нечаянно не высыпался песок — Песок — это просто так. Купцы насыпают его, чтобы не побилась посуда. Два витка серебра, барыня!

Продавщица впервые внимательно взглянула на Труслу, признав в ней не местную, а приезжую покупательницу.

— Я дам за него это, — сказала Трусла, протягивая серебряную подвеску. Подвеска, конечно, стоила дороже двух витков серебряной проволоки, которая служила расхожей монетой для мелкой торговли.

Ей показалось, что продавщица взглянула на неё как-то подозрительно, поэтому она сразу прибавила, выдумывая на ходу:

— Такие делают в моей деревне. Мне хочется купить его на счастье.

Торговка расплылась в улыбке:

— Когда на счастье, тут уж никаких денег не жалко. Счастье, небось, дороже, не так ли, барыня? Берите, он ваш! — закончила она, проворно бросив в свой кошелёк весь браслет. — Вот вам в придачу, — добавила она, извлекая что-то из стоявшего под прилавком ящика — Это чтобы ваше счастье, или что там вам нужно, не просыпалось по дороге. — С этими словами женщина бросила на прилавок деревянный кружок, предназначенный служить пробкой для кувшина. Трусла торопливо накрыла им горлышко.

Крепко прижимая к груди покупку, она протиснулась сквозь рыночную толпу и направилась домой на склад. Симонда не было дома, он ушёл с картой к капитану корабля, но Трусла даже обрадовалась, что осталась одна.

Усевшись на одну из двух табуреток, которыми был обставлен их закуток, она закрыла отдёрнутую занавеску, чтобы никто за нею не подглядел, а на другую, за отсутствием стола, поставила кувшин. Протянув руку, чтобы снять крышку, она вдруг передумала и опустила её на табуретку. Ей расхотелось немедленно проверять правильность догадки, и она просто отдалась воспоминаниям.

Ей вспоминался пологий песчаный склон, озарённый луной — песок всколыхнулся, и из него возникла та, кого Трусла иногда видела в неясном сне, мечтая встретить вновь. Ксактоль — сестра-песок, как она назвалась; после встречи с нею у Труслы пробудилось желание видеть

существо, непохожее на тех, кто её окружал. С тех пор Трусла с большой осторожностью и сама начала понемногу экспериментировать.

После её возвращения с Симондом, который спас её и сам был спасён ею от гибели, колдуньи пожелали девушку испытать; заполучив чужестранку из Торовых болот, они сгорали от нетерпения, желая как можно скорее выяснить, какими силами или талантами обладают люди её племени. Но колдуньи в ту пору уже не были так всевластны, как прежде, а Трусла, выйдя замуж за Симонда, утратила для них часть интереса. Но в душе она не сомневалась, что сестра-песок пробудила в ней способности, которые она и сама ещё не успела до конца осознать.

Трусла вспомнила, как однажды они отправились с Симондом порыбачить — то есть рыбачил, конечно, Симонд, а она тем временем знакомилась с островком, на который он её привёз, — и там она наткнулась на участок, покрытый серебристо-серым песком. Тот песок не вызвал у неё того же ощущения, но что-то её притягивало.

Она стала рисовать на его поверхности узоры, которых не могла раньше знать, хотя считалась искусной ткачихой. Узоры навели на неё дрёму, ей запомнилось, что во сне она тогда сделала что-то очень значительное. Но когда она очнулась, услышав голос Симонда, увидела только гладкий песок без всяких рисунков, и от сна осталось лишь ощущение какого-то важного свершения.

И вот перед ней кувшин с песком. Если вдруг окажется, что это песок из Тора, то как следует ей поступить?

— Трусла! — Голос Симонда вернул девушку в настоящее.

Занавеска шевельнулась, но Трусла знала, что Симонд не отодвинет её без разрешения. Она проворно убрала кувшин, спрятав его среди своих вещей. Она сама не знала, зачем нужно скрытничать, но в душе что-то подсказывало ей, что до поры об этом никто, кроме неё, не должен знать.

Трусла отодвинула занавеску и увидела перед собой улыбающегося Симонда. Он поцеловал её в щёчку и, растянувшись на койке, усадил рядом с собой.

— Все! Ни молотков больше, ни пил, ни грязь месить в тяжёлых сапогах! — продекламировал он почти как стихи. — «Разрезатель волн» кончил грузиться и, по словам капитана, готов отчалить. На рассвете выберемся из этой бездонной грязи и поплывём к месту назначения.

Трусла понимала его воодушевление, и она старалась разделить настроение Симонда. Но в душе опасалась, что никогда не сумеет стать настоящей морячкой. Корабельные каюты так тесны, что даже тот закуток, в котором они сейчас жили, казался по сравнению с ними просторным, как хоромы. Она мысленно порадовалась, что удосужилась вчера перестирать и прополоскать в душистых травах всю одежду, кроме той, что на них надета, а Симонд, не жалея сил, потратил много часов, чтобы начистить кольчуги и наточить мечи, так что теперь клинки были острыми, как бритва.

Сияющая улыбка на его лице немного померкла, когда ему пришлось сообщить огорчительную новость:

— Все хорошо, сердце моё, если бы не одна загвоздка. Из-за того, что мы берём с собой латтов, всем пришлось потесниться. Для меня и Оданки нашлись только подвесные койки в каюте помощника, а у тебя в каюте будет жить шаманка.

Нечто подобное она ожидала. Для Фрост в соответствии с её высоким положением устроили отдельную комнатку, отделив перегородкой часть капитанской каюты, остальным же приходилось довольствоваться тем, что было.