Стража Колдовского мира
Шрифт:
Тут они повернулись спиной к пропасти и пустились в обратный путь, Канкиль, как и прежде, скакала впереди, словно понимая, что должна выполнять обязанности проводника.
Вдруг Трусла увидела впереди двоих людей, идущих им навстречу, и один из них был Симонд! В это время она уже перестала ощущать холод и брела, спотыкаясь и волоча ноги. Но в этот миг она побежала, обогнала Канкиль, думая только, чтобы случайно не наступить на неё. И вот уже Трусла уткнулась в грудь Симонда. Он сильно встряхнул её, и девушке показалось, что у неё сейчас слетит с плеч голова, а потом крепко обнял — и кровь быстрее побежала по жилам.
Глава 40
Ледяной
Одга витала в мире, который то появлялся, то исчезал у неё из глаз, и она плавно парила в нём, попадая в разные места. Вокруг себя она смутно различала стены, в чьих тёмных глубинах порой возникали неясные тени. Однако она не ощущала холода. Могучее притяжение, которое влекло её сюда, не ослабевало ни на миг, и ничто не имело значения, кроме одного — проделать начатый путь до конца.
Всё, что прежде составляло её жизнь, померкло и потеряло значение. Она не могла даже вспомнить лица своих товарищей-моряков или спутников последнего путешествия, хотя временами, взглянув на ледяную стену, ей на миг начинало казаться, что сейчас она должна увидеть там знакомые образы.
И только одно ощущение она не потеряла за время этого странного путешествия — страстное желание увидеть, что ждёт её в самом конце. Она спотыкалась, падала и снова поднималась, чтобы идти вперёд и вперёд.
Потом у неё появилось ощущение, что она тут не одна, кто-то, кого она не могла видеть, всё время был рядом. Раза два на неё нападал страх, но он тут же пропадал, словно что-то стирало его, как мягкий платок утирает пот с разгорячённого лица.
Она была голодна, хотелось пить, временами она машинально отламывала кусочек льда и сосала его на ходу. Сила, которая притянула её сюда, не ослабевала и не давала ей остановиться. Отправляясь в путь, Одга не захватила с собой никаких припасов, только копьё, которое служило ей посохом и опорой, да нож, который висел у неё на поясе.
Она уже не знала, как долго бредёт по дну ледяной трещины при неизменном сумеречном свете, который окружал её кольцом и двигался вместе с ней, как бы нарочно, чтобы она могла различать дорогу, по которой шла.
Потом трещина стала сужаться, так что она начала задевать за стены плечами, а дорога все круче забирала вверх. Наконец Одга взяла нож и, втыкая его в лёд, подтягивалась, держась за рукоятку. Спустя некоторое время идти стало опять просторнее.
Она смутно сознавала, что останавливаться там, куда она забрела после стольких трудов, означает верную смерть от холода, но ей уже не хотелось никуда идти, пускай дурман окончательно окутает её мозг, тогда она забудет всё, что оставила позади, и не нужно будет думать о том, что ждёт её в конце пути.
Однако неумолимая сила не дала ей остановиться. Опираясь на копьё, как на посох, она с трудом поднялась на колени, затем встала на ноги. Встав, она огляделась по сторонам.
Вокруг простиралась ледяная равнина, но впереди, недалеко от того места, где она стояла, из ледяного потока вздымались острые вершины скал. Взглянув туда сквозь прищуренные ресницы, она заметила, как будто что-то сверкнуло, ей показалось, что это был отблеск костра. Откуда здесь взяться огню?
Наверное, в её спутанных мыслях родился такой странный образ. Но, не видя перед собой другой цели, она медленно, еле переставляя ноги и всей тяжестью
Огонь продолжал светить и даже разгорался ярче. Девушке уже почудилось, что она ощущает исходящее от него тепло.
Обогнув выступ скалы, она очутилась в тепле, но это был не костёр. Она без сил опустилась на снег и, не снимая рукавиц, протянула руки к предмету, излучавшему тепло.
Мысль салкарки снова заработала, словно освободившись от сковавшего её холода, и вместе с нею в Одге вновь пробудилось любопытство. Перед нею на плоском подножии стоял конический предмет приблизительно в половину человеческого роста. Исходивший от него свет не мерцал, как пламя, а лился ровным потоком; Одге показалось, что конус состоит из какого-то металла, покрытого переливающимися полосками, расположенными по его окружности.
Она чувствовала, что этот предмет не имеет отношения к Силе в том виде, в каком её знают люди, наделённые даром. Этот предмет, скорее, производил впечатление рукотворного, созданного для определённой цели, как, например, корабль. Но раньше она никогда не слышала о таких приспособлениях для получения света и тепла.
Кто поставил тут эту вещь, чтобы спасти её от холода? Её спутники всё время говорили о том, что впереди затаилась Тьма. И потом — подсказала ей оживившаяся память — ведь айсберги действительно загнали её корабль к берегам Дарга на страшную гибель!
— Ты — не он, ты — она…
Одга встрепенулась и тотчас же выхватила нож. Слова, которые она слышала, исходили, как ей показалось, из конуса.
— Я — Одга, волночея, — ответила она, стараясь сохранять спокойствие. — И я действительно женщина, — добавила она, угадав смысл обращённых к ней слов.
— Она — женщина, — повторил голос, как бы заучивая новое слово. — Ты пришла, чтобы убивать, — продолжал голос тоном, в котором слышалось презрение. — Убивать — убить.
Ненависть, овладевшая Одгой и заставившая её присоединиться к экспедиции, вновь проснулась, словно тоже пробудившись под действием тепла Снова в голове у неё стали всплывать обрывочные картины всего пережитого на Дарге и во время бегства — смерть её товарищей моряков.
— Я дала обет кровной мести!
Впрочем, что же это она делает? Сидит среди льдов и беседует с металлическим конусом! Может быть, у неё начались предсмертные видения, бред, который бывает у умирающих, а на самом деле она лежит одна-одинёшенька на дне ледяной расселины перед входом в Последние Врата, и рядом нет никого, кто бы её утешил в последний час.
— Убивать! Вечно одно и то же — убивать! Так долго прождать, так долго! И опять то же самое — убивать, убивать!
Странный это был голос! И Одге вдруг показалось, что не стоит расточать столько ярости на какой-то голос и металлическую штуковину.
— Кто ты? — спросила она наконец. Салкарка была уверена, что этот конус всего лишь какое-то орудие, с помощью которого управляют Силой. И ей захотелось увидеть того, кто им управляет, хотя бы ради того, чтобы окончательно не утратить рассудка.
В ответ послышалось слово, но произношение показалось ей таким неразборчивым, что она ничего не восприняла и ни за что не могла бы его повторить. Это могло быть имя или звание, или какой-то чин. Поколебавшись, Одга повторила попытку:
— Я — женщина. А ты?