Страждущий веры
Шрифт:
Господин удивлённо вскинул брови:
— Это ты их?
— Нам не хватило денег на защиту Сумеречников.
— Ну надо же, простолюдин с даром, как у древнейших родов! — присвистнул другой рыцарь.
— Не надорвался?
— Выкарабкается.
— Ступайте тогда. И никому про него не рассказывайте. — Грузный снова обратился к Микашу: — Малец, а сам в орден не хочешь? Выучишься — сможешь голытьбу защищать бесплатно. Только про то, что тут было — ни слова. Послужи мне пару лет, опыта наберись, а я всё устрою. Имя лорда Тедеску не пустой звук в ордене.
Он протянул Микашу мясистую ладонь. Горевестница оказалась права во всём. Он должен быть
Микаш пожал протянутую ладонь. Лорд Тедеску усадил его на телегу с провиантом. Предав разорённое село огню, кавалькада рыцарей направилась к степному замку. Микаш долго провожал взглядом зарево, в котором исчезала вся его прошлая жизнь, и повторял про себя как молитву:
«Я искуплю вину. Клянусь!»
1527 г. от заселения Мидгарда, Урсалия, Лапия
Наивный мальчишка. Микаш сплюнул от досады. Они вышли на главную площадь. Йорден с наперсниками остановились возле трехэтажного здания со щербатой вывеской, забранились на очередной занюханный постоялый двор. Йорден первым вошёл внутрь, следом остальные. За дверью их встретил хозяин в застиранном переднике.
— Чего изволите? — поинтересовался он, окидывая их оценивающим взглядом.
— Три комнаты для меня и товарищей. Этого, — Йорден кивнул на Микаша, — на конюшню. И ещё девочек на вечер каждому. Мы устали с дороги.
Хозяин покривился и по-деловому ответил:
— Десять золотых вперёд. Девочек за отдельную плату. Людей на конюшне не размещаем.
— Это грабёж! Мы Сумеречники. Как вы смеете сдирать с нас три шкуры за такое убогое жильё?!
— Я, как и все, плачу ордену десятину. Почему вы должны платить мне меньше, чем все?
Йорден недовольно сощурился:
— Ладно, одну комнату с тремя кроватями и тюфяком для этого, — снова кивнул на Микаша. — И чтобы ужин был посытнее. И никакого разбавленного эля. Знаю я вас!
Расплатившись с хозяином, они поднялись в выделенную им комнату. Пока высокородные валялись на кроватях, Микаш раскладывал пожитки, справлялся о готовности ужина, узнавал о делах города и о том, где стоит искать беглянку. К вечеру господа спустились в обеденный зал, задымлённый и людный. Уселись за первый попавшийся стол у стены. Пока ждали заказ, Йорден снова принялся браниться на завышенные цены. Микаш не слушал его даже вполуха, забившись в тёмный угол. Отсюда весь зал был как на ладони. Каждый человек, их скачущие мыслепотоки, полные мелких суетных забот. Среди них — одна ослепительно яркая путеводная нить. Микаш почувствовал принцессочку с порога, увидел в воспоминаниях хозяина и нескольких слуг. Он манил её зовом, тянул на себя нить. Сердце ёкало от предвкушения. Вот она показалась на лестнице, медленно спустилась, оглядываясь по сторонам.
«Иди же сюда, сядь рядом!»
Принцесска послушно заняла соседний столик. Ни Йорден, ни его наперсники даже внимания не обратили. Но Микаш-то видел: ни мешковатая мужская одежда, ни по-мальчишечьи короткие волосы не могли скрыть её неземную красоту. Глаза, глаза всё те же, полные страсти, жизни, искристого света. Запах сирени и гвоздики. А манеры-то какие деликатные, даже робкий юнец так не сможет! Хотелось притянуть её к себе и обнять, и было немного жаль выдавать её Йордену. Он запрёт свободолюбивую птичку в клетку, так и не оценив по
Микаш скользил по её мыслям, обёртывался её печалью и страхом и инстинктивно пытался их унять или хотя бы смягчить. Но было за ними что-то ещё, навязчивое и тревожное ощущение: смерти, тлена, липкого от отчаяния сумасшествия. Совсем как у Агнежки тогда…
Душа ушла в пятки. Быть не может!
Глава 15. Любовная лихорадка
1527 г. от заселения Мидгарда, Урсалия, Лапия
Хозяин постоялого двора оказался не таким уж плохим. Выделил просторную и светлую комнату с камином. Мальчик-слуга запалил огонь, чтобы выдворить сырость. Я доела собранный на скорую руку ужин: квашеную капусту с остывшей жареной корюшкой. Уютный треск пламени убаюкивал. Я поскорей забралась в постель. Хотя это были не покои во дворце туатов, а скромный постоялый двор с узкими деревянными кроватями без спинок, со свалявшимися перинами и не такими уж тёплыми одеялами, но спалось здесь намного спокойнее, даже от звуков из соседних комнат удалось отгородиться. Проснулась я, лишь когда начала побаливать голова и пробуждать усыплённую встречей с незнакомцем совесть.
Умылась, оделась и вышла на улицу. Двор заливало искристое солнце. Мороз покалывал щёки. Вчерашний снег стоптался в наледь. На рыночной площади дворники посыпали её песком, чтобы прохожие не поскальзывались. Но дальше от ратуши улицы становились более нечищеными, и приходилось, как птице, взмахивать руками, чтобы удержать равновесие, хвататься за стены или заборы. Дорогу я не запомнила, шла вчера за незнакомцем, не разобравшись куда и зачем. Хорошо, что у него не было дурных помыслов. После нескольких часов блужданий, за которые я успела обойти весь город, впереди показалась крыша с приметным коньком. Сверкнули на солнце белые стены. Медвяным золотом отливали слюдяные окна в распахнутых резных ставнях. Что ж, была не была!
Я постучала в полукруглую дверь. На пороге показался смотритель-звероуст в белом с синими узорами балахоне. Я прошла к широкому письменному столу. На нём горкой лежали длинные узкие полоски бумаги для посланий. Тут же стояли чернильницы с гусиными перьями. В ряд были убраны кожаные чехлы. За отдельную плату смотритель предложил написать послание под диктовку либо отправить большое письмо кораблём до Гартленда, а оттуда почтовой каретой, но тогда оно уйдёт только через две недели. Слишком долго. Я взяла полоску и твёрдым почерком вывела, что всё хорошо и не надо нас искать. Как только мы добудем клыки вэса, вернёмся сами. Скатала в трубочку и запечатала в футляр. Смотритель проводил меня в голубятню, что ютилась под самой крышей. Вдоль стен на устланных соломой насестах сидели крупные почтовые сизари. Чистили перья, доклёвывали остатки зёрна, мелодично курлыкали.
Услышав адрес назначения, смотритель надолго задумался:
— Далеко же вас занесло! — и снял с насеста большую белую птицу. — Рюген самый надёжный, под сотню посланий за крыльями. Ни одного не потерял.
Я улыбнулась и кивнула. Смотритель привязал к лапке голубя футляр, шепнул адрес и выпустил птицу в открытое окно. Распахнув крылья, она взмыла в небо, превратилась в точку на горизонте и растворилась в бескрайней синеве. Я отблагодарила смотрителя и накинула пару монеток сверх обычной пошлины. Он проводил меня до двери, приглашая заходить ещё.