Стражи цитадели
Шрифт:
— Вашего племянника, сударыня, крайне беспокоит ваше присутствие, — озадаченно сказал доктор. — Он снова обвинял вас в том, что вы, простите мне мою откровенность, прокляты и злобны. Повторял, что его отец выгнал вас из Комигора и у вас нет никакого права находиться здесь.
— Ну, это так и есть, он совершенно прав. Пожалуй, я…
— Когда же я сказал, что вы остаетесь здесь в интересах Комигора и здоровья его матери, Герик совершенно разумно принял это решение. Бесспорно, что-то в вас тревожит мальчика, но мне не верится, что он и вполовину так напуган, как пытается изобразить.
Чуть позже меня пригласили в комнату Филомены,
Битый час Филомена обхаживала меня, еще час ушел на серьезные переговоры относительно моих прав, обязанностей и привилегий в этом доме. Женщина и в самом деле вполне разбиралась в вопросах, касавшихся наследства и притязаний. Мы договорились, что я остаюсь.
К ночи Рен Вэсли уехал, а я отправила кучера в Данфарри с письмами к друзьям, где сообщала об изменении своих планов. За вещами посылать было не нужно. Несколько платьев, которые я купила, вернувшись к городской жизни, приехали со мной. Около полуночи я вновь легла спать в маленькой комнатке в северном крыле, где я спала с того дня, как меня забрали от кормилицы, и до того дня, когда мой брат навсегда запретил мне возвращаться домой.
ГЛАВА 3
Осенние дни вскоре приобрели собственный распорядок. Я завтракала с Неллией в ее комнате, а затем проводила оставшуюся часть утра либо с управляющим, разбираясь со счетами или осматривая те крепостные постройки, что требовали ремонта, либо с той же Неллией, наводя порядок в кладовых, бельевых и комнатах для гостей. С Филоменой мы договорились, что в обмен на помощь в сборе ренты я получу свободу действий в обустройстве и приведении в порядок замкового хозяйства ради благополучия моего племянника.
Поначалу все без исключения слуги остерегались меня — скандально известную порочную сообщницу чародеев, оставшуюся в живых только милостью короля. Однако мое уважительное обхождение с Джорджем и его подручными быстро смягчило недоверие управляющего. После разрешения нескольких затруднительных ситуаций, показавших, что я разбираюсь в сложной финансовой жизни поместья и с почтением отношусь к тем уникальным отношениям, которые сложились между семьей герцога и арендаторами, я приобрела в его лице еще одного страстного защитника помимо Неллии. Он с радостью разослал курьеров к арендаторам, извещая тех, что мир снова обрел привычный порядок. День соглашения был назначен на первый день нового года.
Послеполуденные часы я оставила для ежедневных прогулок, во время которых наслаждалась красотой северной осени. Я горько тосковала по ней в своем нищенствующем изгнании, когда осенний труд был единственным способом избежать голодной смерти суровой зимой. После прогулок я
Каждый вечер после ужина я должна была проводить час со своей невесткой. Поначалу Филомена требовала отчитываться до последней детали о проделанной работе: от количества салфеток, найденных мной в шкафах столовой, и до состояния запасов сена в конюшнях. Несколько дней подряд она сверяла каждую мелочь с Джорджем или госпожой Вералли, своей вечно недовольной теткой, но потом, должно быть, уверилась, что я веду с ней честную игру. И с тех пор, стоило мне начать: «Сегодня выяснилось…» — как она неизменно прерывала меня: «Довольно, довольно! Давай поговорим на более интересные темы!»
Поскольку я не была в курсе придворных сплетен и не имела ни малейшего представления о новинках моды, «более интересными темами» оказывались подробности моей личной жизни с чародеем. Филомена льстила, клянчила, обвиняла меня в грубости, тупости и жестокости, поскольку я отказывалась развлекать несчастную, прикованную к кровати женщину. Но я вовсе не собиралась становиться источником анекдотов, которыми Филомена побалует друзей, снова появившись в свете. Как-то вечером, утомленная бесплодными попытками завязать разговор, я спросила герцогиню, не желает ли она, чтобы я почитала ей вслух.
— Что угодно, только бы переждать это невыносимое время, — ответила она.
Вероятно, герцогиня полагала, что, если отпустить меня раньше положенного, это даст мне некое таинственное преимущество в нашем соглашении.
Отвергнув первые десять принесенных мною книг как слишком серьезные и заумные, невестка позволила мне приступить к повести о романтическом приключении, принадлежавшей еще моей матери. Вскоре она уже упрашивала меня, чтобы я продолжала читать дальше, сверх оговоренного срока. Я всегда решительно закрывала книгу, поскольку не собиралась тратить на Филомену больше часа собственного времени в день. Впрочем, чтение сделало наши встречи более сносными, а отношения — приемлемыми, хотя, разумеется, не близкими.
Что и вернуло меня к размышлениям о моем племяннике. Это была неловкая и неясная ответственность. Моя любовь к брату во многом основывалась на нашем общем прошлом. Нас, таких разных, связывали люди, вещи и общие переживания, которые мы детьми делили в нашем доме. И все же наша привязанность оказалась намного сильнее, чем я могла себе представить, она обнаружила себя после всех ужасов пережитого, которые, казалось, окончательно разрушили ее. Но я не видела способа распространить любовь к брату и на его сына, этого странного мальчика. Кто-то должен был выяснить, что беспокоило этого ребенка, но я не знала даже, как к этому приступить, и не имела особого желания пытаться.
Предположения о том, что случайные встречи сломают лед в отношениях с Гериком, не оправдались. Создавалось впечатление, что мой племянник избегает всех людных мест в замке. За исключением случайных столкновений в библиотеке, мы виделись с ним только за ужином. Со слугами он держался чопорно и неподдельно вежливо, но ни мне, ни госпоже Вералли не говорил ни слова.
— У Герика есть наставник? — спросила я Неллию как-то раз за завтраком.
Мне не приходилось прежде жить среди детей. Учитель же мог помочь советом или догадкой.