Стражи Флорении
Шрифт:
Пока она пыталась познать тайны вселенной, вернулся Уил с новыми нарядами. Часть я повесила на спинку дивана, часть положила перед собой, чтобы лучше рассмотреть. Анфисе он тоже одежду принес, и у этой бестолочи, вырванной из раздумий, отразился такой ужас на лице, словно он ей предлагал поцеловать ядовитую змею. Хотя, пожалуй, как раз это Анфиска сделала бы без проблем.
Полюбовавшись на то, как она отчаянно пыталась спихнуть принесенные вещи под диван, спрятать под стол и под диванной подушкой, я одернула Уила за рукав, и он со вздохом сам выбрал для неё платье нежного голубого цвета
– Тебе очень идет!
– улыбнулся Уильям безмерно грустной Анфиске, когда она соизволила вернуться.
Где была интересно столько времени, не иначе в Нарнию бегала.
– Действительно красиво, - вынуждена была согласиться я и, не удержавшись, добавила, - прямо на девушку стала похожа.
Впрочем, правды в этом было больше, чем ехидства. Анфискины обычные брюки и жилетки ей, безусловно, шли, но делали похожей на пацанку, чего она в своей туполобости никак не могла сообразить.
– Только ушить немного надо, - заключил Уил, стянув ткань по бокам.
– Не надо, и так хорошо, - в ужасе отскочила от него Анфиса. Попыталась точнее, Уил, даром что такой хрупкий на вид, обладал железной хваткой.
Ещё раз критично оглядев подругу, мужчина остановил хмурый взгляд на её обуви. И где она её взяла только?
– Сейчас!
– вдруг просветлел он лицом и убежал.
Хм, туфель я тут при осмотре не нашла, должно быть они в той комнате наверху, которая заперта. Жаль, надеюсь, меня потом туда пустят.
Подруга горько вздохнула, глядя ему вслед, и села рядом, я вернулась к осмотру своего новоприобретенного богатства.
И, разумеется, как только в жизни случилось что-то хорошее, что-то должно было все испортить.
Первой появление нового лица заметила Анфиса, я была занята, подняла глаза только, когда услышала задумчивый хмык по соседству. И вот лучше бы не поднимала.
Всё в сегодняшнем образе сэра Лакансьеля: и его манерные движения, и нарочно ссутуленные плечи, и эта едва заметная морщинка между сведенных бровей - всё было призвано показать, как ему грустно и плохо. Покрасовавшись перед нами пару минут и убедившись, что это не имеет никакого эффекта, он перешел в наступление.
– Я должен принести свои извинения, - проникновенно начал он, не забыв добавить в голос страдальческие нотки. Ну, каков актер.
Я это заявление проигнорировала, так что он продолжил:
– Вчера был тяжелый день, и я позволил себе быть излишне резким, что было недопустимо.
Тут у меня сдержаться уже не получилось. Убедившись, что спектакль имеет воздействие на публику, воодушевленный Куолан бухнулся передо мной на колено и повторил вчерашний фокус с цветком.
– Леди, сможете ли вы простить меня?
Пф, зря надеешься, что меня можно пронять столь дешевыми трюками.
– Не люблю розы.
Кажется, сперва он собирался заплакать, но потом все же решил, что это будет перебор. Поднялся, аккуратно пристроив розу мне на колени и в поисках поддержки обратился к Анфисе:
– Вам очень идет голубой цвет.
Почему-то такие мерзавцы всегда очень остро чувствуют тех, в ком могут вызвать сочувствие.
Уходил Лакансьель нарочно медленно, видно до последнего надеясь, что я его остановлю. Не дождется. Правда, в последний момент я не выдержала и оглянулась, как раз, чтобы заметить, как он оглянулся. Прямо как в песне. Мелькнула самодовольная ухмылка, всего на секунду, после чего Куолан вернул себе должное горестно скорбящее выражение и прежде, чем захлопнуть дверь, грустно улыбнулся:
– Выбирайте серое, на вас будет смотреться потрясающе.
Черт бы его побрал! Именно это платье я и собиралась надеть, а теперь я даже этого не могу сделать! Мерзавец!
Ни в чем неповинное платье отправилось в след за исчезнувшим мерзавцем, и уже через секунду я об этом пожалела. Платье действительно было потрясающее, со шнурованным корсетом и витым изумрудным узором по краю выреза, рукавов и подола. И что, теперь из-за этого негодяя мне его и надеть нельзя?!
Подняла несправедливо обиженное платье и ушла переодеваться назло всем и мерзкому Куолану. И плевать, что даже лучшая подруга на меня так снисходительно смотрит.
– Мне кажется, ты была к нему излишне сурова, - осторожно сообщила она, когда я вернулась.
– Заслужил, - огрызнулась я.
– Чуть до слез не довела, мне его прям жалко стало.
Нет, эта бестолочь никогда не научится разбираться в людях.
– Так и надо! Его вообще надо в бочку закатать и пусть дрействует в море!
Анфиса хихикнула и на мой сердитый взгляд пояснила:
– Я, конечно, поняла, что ты имеешь в виду, но звучит так, будто он там дристать будет.
– Да пусть хоть сдохнет!
Кажется, у неё на этот счет имелось свое мнение, но озвучивать его она не стала.
Вернулся Уил, держа в одной руке кипу одежды, а в другой пару туфель. Одновременно с противоположной стороны раздался громогласный рёв:
– Где она?!
Этот голос я уже узнаю, и второй раз на меня это не подействует. Уильям вздохнул, никак не дадут бедняге минуту покоя. Зато на Анфиску вопль имел просто магическое действие, будто кто-то применил заклятье окаменения: даже дышать будто перестала, вытянулась и замерла, испуганно глядя в одну точку.
Сердито прошествовав в комнату, Бертрам окинул нас равнодушным взглядом и повторил, обращаясь к Уилу:
– Где она?
Выглядел он весьма плачевно, словно его пожевал и выплюнул кит-алкоголик, запах спирта явственно ощущался, даже перебиваемый какой-то химией, а небрежно стянутые волосы, будто на ночь в пиве замочили.
Уильям аккуратно переложил принесенные вещи на ближайшую вешалку и спокойно ответил:
– Не знаю.
Правильно. Говорят, главное, когда с психами общаешься, сохранять спокойствие. Псих, правда, совсем не успокоился, пробурчал что-то невнятное, но явно не приличное, обернулся и наткнулся взглядом на счастливо улыбающуюся Анфиску. Уж не знаю, что её до такой степени обрадовало, что она едва розовые цветочки изо рта не пускала, но вряд ли она соображала, что в данный момент смотрела прямо на Уила. Зато Берт это заметил, и ему это явно не понравилось.