Стражи: Gelidus Corde
Шрифт:
— Почему?.. — я слышал, как мучительное слово эхом разнеслось в ледяной тишине.
А может, мне только показалось, что слышу. Я есть? Или меня нет?
«Это мой Ад, наверное, — с горечью подумал я, не чувствуя своего присутствия в мире. — Значит, я умер».
Эта мысль меня не испугала, а, скорее, успокоила. Мертвые не боятся. Они просто мертвы. Я отпустил боль, позволяя старухе сделать свое дело: она, наверное, мечтает выпить со мной чаю и спросить, много ли я грешил. Если бы я мог, я бы точно улыбнулся, но лишь слегка, чтобы не почувствовать привкуса едкого бессилия,
«Жаль, что я так и не сказал ей, — устало подумал я. — Теперь уже и не скажу».
С моих губ, наверное, сорвался бы хриплый обреченный вздох, если бы я все еще мог дышать.
Я сидел в этой темноте и ждал, когда же я смогу уйти, когда она заберет меня, но она не торопилась, словно издеваясь. Я вглядывался в темноту, пытаясь найти себя. Жар, поселившийся у меня в голове, усиливался, я терялся в помехах, обрывках воспоминаний. Вот мы с бабушкой сидели на кухне и пили чай, мне лет двенадцать. В ушах что-то гремело.
«Сердце?» — слабый огонек надежды загорелся в моем сознании, но гром сразу же прекратился, вновь оставляя меня в одиночестве.
Воспоминание выцвело, словно старая фотография. Меня швырнуло в наш с Кетернией сон, когда мы сидели на пляже, а она рассказывала о Санкт-Петербурге, с ее губ не сходила мечтательная улыбка.
«Санкт-Петербург действительно такой, как ты и говорила», — подумал я, оставляя это мгновение позади.
Мне показалось, будто меня кто-то отчаянно звал, что-то обжигало мои щеки, но все погасло.
Я стоял в «Царстве мертвых», люстры не горели, зал выглядел заброшенным, я медленно поднялся по ветхой лестнице на второй этаж. Я заглянул за плотные занавески: внутри было много народа, одетого в разнообразные пестрые костюмы. Они все прикрывали свои лица масками, словно боялись быть узнанными. Их притворный смех и шушуканье мешали мне думать, я собирался уйти, оставить это проклятое место, но что-то меня остановило. Около дальнего зеркала стоял мужчина в строгом черном костюме. Я не мог вспомнить, кто это, но он казался таким болезненно знакомым. Мужчина нервно запустил руку в уложенные темные волосы, достававшие до плеч. Он повернулся, когда услышал мои шаги. Его губы растянулись в печальной, горькой улыбке, а в глазах светилась боль, которую он старался скрыть. Мужчина медленно отпил вина из своего бокала; его руки и белые рукава рубашки были покрыты кровью.
— С вами все нормально? — осторожно спросил я, боясь приблизиться к нему.
Мужчина горько хмыкнул и посмотрел мне в глаза.
— Тебе здесь не место, — его голос прозвучал глухо, словно из-под воды.
Я услышал навязчивый шепот, звавший меня по имени.
Это место начало разрушаться, обои клочьями слетали со стен, зеркала разлетались в серебряную пыль, кожа людей плавилась, словно у пластиковых кукол, поднесенных слишком близко к огню. Их голоса превратились в неразборчивый гомон. Мужчина задумчиво отхлебнул из своего стакана; его отражение в зеркале неприятно дрожало, будто было готово исчезнуть.
— Кто вы? — отчаянно спросил я, уносимый прочь, сметаемый неожиданно нагрянувшим пламенем.
Я почувствовал, как чьи-то холодные пальцы касаются моего лица, а голос бесполезно зовет меня к себе. Люстра с грохотом упала на пол, разбиваясь на блестящие осколки. Пламя коснулось ноги мужчины, но тот не обратил на это внимания.
— Передай, что мне жаль, — он отвернулся от меня, а затем пламя с ревом охватило его силуэт, утонувший в алом зареве.
Меня швырнуло назад в ту бесконечную тьму, но что-то изменилось. Я чувствовал, что стоит мне протянуть руку, и я либо вернусь, либо окончательно исчезну.
«Выбор за мной», — отрешенно подумал я.
Я был так близок, чтобы оставить это все, раствориться в приятной тишине.
— Саша, пожалуйста, умоляю тебя… — эти слова повторялись вновь и вновь, словно молитва. — Прошу… Просто вернись…
Я вслушался в них, вспоминая ее голос, обычно такой саркастичный или насмешливый, сладкую улыбку и звонкий смех, решимость и смелость, грусть и одиночество, любовь и радость…
Туман задрожал, я услышал, что мое сердце все еще бьется, рваное дыхание разрывает грудь, жизнь теплится в теле.
— Вернись… — ее дыхание мягко коснулось моего лица, растапливая пушистые снежинки.
Я сделал мучительный шаг вперед, покидая притягательный сон.
Я медленно открыл глаза, чтобы заглянуть в ее бледное лицо, обрамленное спутанными волосами, покрытыми замерзшей кровью. Ее слезы обжигали мою кожу, она осторожно коснулась рукой моей щеки, словно пытаясь убедиться, что я жив, что я с ней. Она облегченно выдохнула и бессильно упала на меня, сотрясаясь рыданиями, засевшими глубоко в груди. Я ласково гладил ее по спине, не имея сил подняться или сказать хоть слово.
Пожар совсем не согревал нас.
***
Казалось, что мы пролежали так несколько часов, но на самом деле только пара минут прошла с того момента, когда я выскользнул из когтей смерти.
— Тетя? — хрипло спросил я: едкий дым засел в горле.
— Ты спас ее, — благодарность растеклась в глазах Кетернии, когда она помогала мне подняться.
Светлые дорожки слез блестели на ее щеках. Про Бостона я не спрашивал, зная ответ. Тонкие руки девушки аккуратно обхватили меня за плечи, боль вспышкой пронеслась по телу. Стражница с опаской взглянула на меня.
— Все хорошо, — я неуверенно сел, опираясь на дрожащие руки. — Как мы выжили?
Кетерния обеспокоенно посмотрела на меня, убирая спутавшиеся волосы с лица. На виске у нее была запекшаяся кровь.
— Ты приостановил наше падение в последний момент, — кратко пояснила девушка.
Справа от нас застонала тетя. Ее красное платье раскинулось по промерзлой земле и напоминало кровь, растекшуюся вокруг.
— Нужно, чтобы ты стер ей память, — просьба Кетернии глухо повисла в воздухе, трещавшем от огня.