Стражи Хейвена
Шрифт:
— Опять злитесь, — устало заметил Чанс. — Что на сей раз? У вас что, вообще не осталось приятных воспоминаний?
— Немного, — подтвердил Хок. — Не знаю, что там говорится о моем детстве в легендах, но истина такова: меня презирали или в лучшем случае попросту не замечали практически все. Я был вторым сыном, без малейших перспектив когда-либо занять трон. Корона удел Харальда. Он всегда выглядел героем. А я нет. Поэтому отец отправил меня найти и убить дракона якобы ради того, чтобы я получил возможность доказать стране свою ценность. На самом деле мне полагалось уловить намек и уехать, куда глаза глядят в изгнание и таким образом избавить престолонаследие Харальда от потенциальной
— Не могу поверить, что вас тогда не уважали, ваше… Хок. С вами всегда так обращались?
— Практически.
— По отношению к нему они вели себя на редкость гнусно, — не утерпела Фишер. — Его никогда не ценили, хотя он всегда был лучшим в семье.
— Вот увидите, с тех пор многое переменилось, — пообещал квестор. — Вашу память теперь чтят. И вашу, Фишер, — добавил он.
— Некоторые вещи не меняются, — возразил Хок. — Мне наверняка придется по-прежнему раздавать пинки и оплеухи и вообще вести себя соответственно, чтобы хоть чего-то добиться. Я просто предвкушаю это.
— И я, — облизнулась жена.
Они улыбнулись друг другу, припоминая счастливые времена, и Чанс заерзал в седле. Он то и дело гадал, правильно ли он делает, что везет Хока и Фишер ко двору, у которого и так уже проблем более чем достаточно. Наконец квестор решил, что настала пора снова переменить тему.
— Внутреннее устройство замка осталось таким, каким вы его помните. Комнаты и коридоры по-прежнему меняют местоположение в соответствии со своей собственной непостижимой логикой, и направления коридоров по-прежнему зависят от того, в какой день вы о них спросили. Хотя надо отметить, что ближайшие к Опрокинутому Собору комнаты имеют тенденцию перемещаться быстрее прочих. Может, они просто боятся оставаться рядом с ним надолго. Сенешаль по-прежнему единственный, кто знает, где и что находится в каждый конкретный момент. Он и его команда контролируют ситуацию. По большей части.
— Как поживает старый хрен? — тепло поинтересовалась Фишер. — Стреляный воробей. Никогда меня не одобрял, как, впрочем, и все в то время. Он по-прежнему такой же вредный?
— Несколько смягчился. Семья и дети, обретенные в столь солидном возрасте, похоже, заставили его угомониться. По крайней мере, когда он в добром расположении духа.
— Что он думает об Опрокинутом Соборе? — спросил Хок.
— Официально — до сих пор его изучает. Неофициально боится до потери пульса, как и все остальные. Это единственное место в замке, где он никогда не бывал и, как он не раз заявлял вслух и при свидетелях, его в это противоестественное сооружение на аркане не затащишь. Но он по-прежнему в первых рядах слушателей, когда ученые в библиотеках откапывают какой-нибудь новый фактик или хотя бы слух об Опрокинутом Соборе.
— Не похоже на того Сенешаля, которого я помню, — нахмурилась Фишер. — Я пошла с ним, когда он возглавил экспедицию, отправленную на розыски пропавшего Южного крыла. Ни разу я не видела, чтобы он чего-нибудь испугался, даже когда мы наткнулись на банду демонов. Сенешаль, которого я знала, никогда ни перед чем не отступал.
— Опрокинутый Собор — статья особая, — возразил Чанс. — Когда-то он взмывал в небеса, а теперь вонзается в глубины.
— Знаю, ты рассказывал. И что? Я присутствовала при том, как Сенешаль наткнулся на перевернутую башню. Дьявольски странная штука, но он первым полез в дверь.
— Вы не понимаете. Никто не знает, как глубоко уходит теперь Собор. Поговаривают, что он достигает до самого ада.
Супруги молча обдумывали услышанное.
— Мы видели князя демонов, восседающего на прогнившем троне в сердце Черного леса, — проговорил, наконец, Хок. — Полагаю, мы уже видели все, что нам может предложить преисподняя.
— Конечно, — согласилась Фишер. — Кроме того, мы десять лет прожили в Хейвене. Нас трудно смутить.
Они выехали на поляну, и никто не окликнул их. После стольких дней, проведенных среди живых шумов леса, молчание огромного рукотворного безлесного пространства казалось почти угрожающим.
Замок постепенно вырастал перед путниками и по мере приближения к нему становился все величественнее. Правая рука Хока сама собой легла на рукоять топора. Даже Чанс выглядел встревоженным. Правда, принц не мог отделаться от мысли, что беспокоится посол больше из-за них с Фишер, нежели из-за замка.
Они без приключений пересекли поле и подъехали ко рву. Темные силуэты медленно проплывали в сумрачных водах, полускрытые слоями колышущихся на поверхности отбросов.
Хок остановил коня перед самым мостом и уставился в ров. Фишер застыла рядом с мужем.
— Чанс, — медленно произнес Хок. — А во рву по-прежнему живет чудовище, охраняющее замок?
— Да, — ответил Чанс, натянув поводья. — Он и его отпрыск.
Хок и Фишер резко обернулись к нему.
— Отпрыск?! — не поверила Фишер. — Кого он, черт подери, отымел?!
— Да как-то никому не хотелось уточнять, — ответил Чанс.
Они переехали подъемный мост, тяжелое деревянное сооружение едва шелохнулось под весом коней, всадников и Чаппи. Черные твари невообразимой формы высовывали головы из жижи, чтобы взглянуть на вновь прибывших, но исчезали прежде, чем Хок и Фишер успевали как следует разглядеть их. Похоже, больше всего их интересовал Чаппи, который игнорировал непрошенных поклонников с подчеркнутым безразличием.
Проехав под нависающей громадой надвратной башни, они вступили в главный двор замка. Собравшаяся там в ожидании героев толпа больше не могла сдерживаться. Люди разразились приветственными кликами и дикими воплями радости, заглушая фанфары духового оркестра. Хоков конь взвился на дыбы, и всадник был слишком занят усмирением скакуна, чтобы оценить происходящее. Он уже наполовину вытащил топор, прежде чем сообразил, что огромная толпа искренне радуется его появлению. Хотя, если говорить честно, в основном они, похоже, радовались возвращению королевского квестора, Аллена Чанса. Тот улыбался и благосклонно махал им, словно привык к подобному обращению.
От стены до стены двор заполонили люди, которые подпрыгивали и вытягивали шеи, пытаясь получше разглядеть вновь прибывших. Высоко на дальней стене полыхал красками большой транспарант: «Добро пожаловать домой! Принц Руперт и принцесса Джулия! Спасители Лесной страны!!!» духовой оркестр пумпумкал национальный гимн. Воодушевление преобладало над мастерством, но никто не обращал внимания на подобные мелочи. Очевидно, путаные слухи о возвращении квестора опередили путников, и толпа собралась праздновать успешное завершение его миссии.