Стражи Кремля. От охранки до 9-го управления КГБ

Дерябин Петр Сергеевич

Внешне назначение Шелепина выглядело вполне пристойно как внутри страны, так и за рубежом. Он ранее не работал в КГБ и создавал новый — но обманчивый — образ председателя КГБ, давая возможность некоторым мыслителям, принимавшим желаемое за действительное, полагать, что советские службы безопасности становятся более либеральными. И с таким же неправильным пониманием был встречен новый Уголовный кодекс, который ввели и Советском Союзе в 1957–1958 годах. В нем отсутствовало политическое преступление, как таковое. Следовательно, не стало больше и политических заключенных? Но в новом кодексе появились такие правонарушения, как «антисоветская агитация и пропаганда» и «антиобщественный паразитизм» — как вскоре выяснилось, удобные ярлыки для деяний инакомыслящих. Не произошло и смягчения в отношении старого советского «юридического»

изобретения — «экономических» преступлений.

Б сентябре 1959 года Хрущев достиг высшей отметки в развитии своей карьеры как в национальном, так и международном плане, совершив государственный визит в Соединенные Штаты. Он провел беседы с президентом Эйзенхауэром, объехал принимающую страну от края и до края. В ходе этой поездки он встречался и беседовал с американцами из всех слоев населения — фермерами, промышленными рабочими, бизнесменами — и довольно успешно добивался своей основной цели: окончания «холодной войны», которую развязал Сталин между двумя державами; Многие американцы практически безоговорочно проглотили его наживку,! Одним из результатов стало увеличение поездок американских туристов всех категорий в Советский Союз. Другой результат заключался в огромной психологической победе над рядовыми американцами, которые стали с большей симпатией относиться к СССР.

Но, возможно, такие успехи были достигнуты слишком большой ценой. Пекин, который давно с подозрением относился к «дружественному» подходу Хрущева к Западу, и особенно к США, Начал открыто противодействовать Москве. Мао Цзэдун учинил инциденты на гималайской границе с Индией, которая в больших количествах получала советскую техническую помощь. Хрущев парировал это прекращением поддержки коммунистическому Китаю. После чего положение между двумя великими государствами стало ухудшаться все больше и больше, приведя к столкновениям войск на границе, к прямым требованиям Пекина вернуть китайскую территорию, захваченную царскими империалистами, и к едва прикрытым российским угрозам нанести массированный ответный удар. Хрущеву так и не удалось как-то высвободиться из этой заварухи с китайцами.

В мае 1960 года над Советским Союзом был сбит американский разведывательный самолет. Хрущев знал, что подобные полеты происходили над СССР во время и задолго до его поездки в США. И ему также должно было быть известно, что такая техника наблюдения почти устарела и что скоро как Соединенные Штаты, так и Советский Союз начнут проводить взаимный мониторинг с помощью околоземных спутников. Казалось бы, американский самолет сбили, и этого достаточно, но Хрущев решил воспользоваться неуклюжей реакцией Эйзенхауэра и превратил данный инцидент в предлог для срыва встречи «большой четверки» в Париже. Такой эмоциональный жест мог принести ему некоторые дивиденды в Пекине, но не дал никаких преференций на Западе. Дальше — больше. Во время поездки на сессию ООН в Нью-Йорк — но подчеркнуто не в США — лысоголовый толстячок поставил в неловкое положение дипломатов, включая своих собственных, когда снял с ноги ботинок и начал стучать им по столу, чтобы показать несогласие с выступавшим.

Возможно стараясь еще сильнее уколоть Запад или в надежде подмаслить Пекин, Хрущев в августе 1961 года закрыл давнюю брешь в «железном занавесе». Заставил своего восточногерманского сателлита возвести примитивное чудище, Берлинскую стену, чтобы разделить советский и западные секторы в великом германском городе. За ее постройкой последовало множество объяснений, извинений со стороны коммунистов, попыток изменить ситуацию к лучшему. Но Советы оказались не способны до конца понять, какое воздействие оказала та стена на цивилизованный мир. Сам Хрущев позировал перед фотографами возле этого страшилища.

Возведя Берлинскую стену в качестве своего личного памятника, главный коммунист страны затем привлек внимание к себе на XXII съезде партии. Он опять осудил Сталина, но не дал, по существу, никакой новой информации. Его речь мало чем отличалась от произнесенной пять лет назад. И после нее никто из важных государственных деятелей не был реабилитирован. В результате лишь произошли некоторые изменения в кремлевском Мавзолее — труп Сталина убрали с демонстрационной платформы, где он находился рядом с Лениным.

Далее Хрущев занялся отлаживанием системы безопасности внутри страны, но делал это не слишком умно. В ноябре 1961 года он позволил Шелепину, давно уже

ворчавшему по поводу своего политического будущего, которое, дескать, зашло в тупик с назначением его руководителем КГБ, оставить работу в органах безопасности и занять место секретаря Центрального Комитета. Новым шефом КГБ Хрущев назначил Владимира Семичастного, комсомольского аппаратчика, основной рекомендацией которого вроде бы было то обстоятельство, что он дружил с зятем Хрущева, Алексеем Аджубеем. Несмотря на свое неуемное честолюбие, Семичастный оказался не очень умным молодым человеком. Этот дефект вроде бы сгладили назначением профессионала Захарова, начальника управления охраны, его заместителем. Но как в конечном счете выяснилось, в результате этих кадровых комбинаций Хрущев лишился надежной личной охраны, которой всегда располагал Сталин и без которой не мог обойтись его преемник во время политического кризиса. Хрущев это осознал, но было уже слишком поздно. Но в то время им двигало стремление еще больше принизить значение МВД. Для этой цели он упразднил МВД (что оказалось, правда, всего лишь временной мерой) и заменил его МООП (Министерством охраны общественного порядка).

В конце 1961 года несдержанность и необдуманность Хрущева в словах привели его к очередной внешнеполитической оплошности. Он назвал албанского руководителя Энвера Ходжу сталинистом. Высказав такое мнение, он пробил первую, после предательства Тито, трещину в советском блоке. Албания перешла из российской сферы влияния в китайскую. Хотя Албания являлась ничтожно маленькой страной по территории и населению, ее отступничество закрепило раскол между Москвой и Пекином.

В результате этого, а также все нараставшей китайской непримиримости к 1962 году Хрущев вполне мог оказаться в отчаянном положении и опасаться, что советская гегемония вот-вот лопнет по всем швам, если он не проведет какую-нибудь эффектную акцию. Какая бы там ни была причина, он пошел на отважную, но проигрышную авантюру. В октябре, используя такой же тип самолета, который Советы сбили в 1960 году, США засекли размещение российских ракет на Кубе, у самого порога Америки, Наступили тревожные часы, когда мир балансировал на самой грани крупного глобального конфликта, пока Хрущев не выполнил требования президента Джона Кеннеди и не согласился вывезти ракеты с Кубы.

Этот кризис практически сразил Хрущева. Но если не считать китайских презрительных ухмылок, он сразу не понес за него наказания. Провал Карибской авантюры настолько потряс партию и страну, что все как бы остолбенели. Но с тех пор Хрущев перестал совать свой нос в крупные вопросы международной политики. Вместо этого он сосредоточился на Доморощенной культуре. В ноябре 1962 года лидер коммунистов позволил Александру Солженицыну — лучшему советскому писателю послесталинского периода и, возможно, крупнейшему литературному деятелю всех времен — опубликовать «Один день Ивана Денисовича». Публикация этого произведения, повествовавшего об ужасах лагерей, потрясла Советский Союз и многих людей за рубежом. Ранее Хрущев не разрешил другому выдающемуся советскому писателю, Борису Пастернаку, принять Нобелевскую премию. Он, вероятно, рассматривал литературу как своего рода слабительное, которое можно прописать или запретить, смотря по обстоятельствам. Тем более, что Хрущев располагал целой Конюшней таких прирученных авторов, как, к примеру, поэт Евгений Евтушенко, Но как бы там ни было, разрешив выпустить в свет работу Солженицына, он открыл шлюзы перед давно сдерживавшимся интеллектуальным потоком, который продолжал выплескиваться, хотя уже и «незаконно» с точки зрения советской верхушки, много лет спустя после Хрущева.

Весной 1963 года по режиму был нанесен еще один страшный удар — в связи с арестом и казнью полковника Олега Пеньковского, офицера ГРУ с большим стажем. Тогда выявилось и стало известно в Советском Союзе и в остальном мире, что на Западе знали о многих важнейших секретных решениях Москвы. Хрущева происшедшее, вероятно, чересчур сильно потрясло, поэтому он не отреагировал, как обычно, экспромтом. Коммунистический лидер выжидал почти год, до марта 1964 года, прежде чем снял с работы и предал относительному забвению своего закадычного друга Серова, начальника ГРУ. Но к тому времени маленький и толстенький руководитель партии и правительства занимался лишь тем — если использовать его собственные слова, — что запирал ворота амбара после того, как лошадь давно уже выехала оттуда.