Стражи утраченной магии
Шрифт:
С холма ему открылся вид на широкую, поросшую густой травой степь. Единственным живым существом был паривший в небе ястреб, который высматривал добычу.
Взбешенный и расстроенный, Джедаш был вынужден сделать широкий круг по степи. Он отклонился далеко на восток, затем далеко на запад, проверяя, не вздумалось ли дворфу изменить направление. Только через два дня бесплодных поисков он вновь натолкнулся на их следы.
Оказалось, что дворф и его спутница и не думали никуда отклоняться. Они все это время ехали в южном направлении. Тогда как он мог упустить их? Какой магией владели эти двое, если им удавалось сбивать его с толку?
Джедаш
ГЛАВА 22
В то время как Джессан наслаждался своим путешествием, а Вольфрам переносил тяготы своего, жизнь пленного Рейвена протекала на одном месте и была полна отчаяния и страданий. Он по-прежнему оставался прикованным к столбу, и железный ошейник все так же сдавливал ему горло. Цепь была достаточно длинной, и это давало Рейвену возможность справлять естественные надобности в яме, на некотором расстоянии от столба. На следующий день полутааны или рабы из числа людей засыпали прежнюю яму и выкапывали новую. Рейвена удивляла опрятность таанов. Он заметил, что, при всей дикости, они ценили порядок.
Тааны не мылись. Дур-зор рассказала ему, что они очень боятся воды. Они натирали свои тела маслом и с его же помощью удаляли грязь. Их резкий запах, казавшийся Рейвену тошнотворным, не был зловонием немытых тел. То был их естественный, присущий таанам запах, напоминавший смесь мускуса и гнилого мяса. Дур-зор говорила, что таанам нравится, как пахнут люди. Рейвена это не слишком ободрило. Скорее всего, им нравился запах вареного или жареного человеческого мяса.
Загон из кольев, находившийся неподалеку от Рейвена, уже разломали. К этому времени все пленные мужчины-дункарганцы были мертвы. Каждый из них погиб ужасной смертью. Их мучили и терзали ради забавы, а их крики и судороги вызывали у таанов приступы бурного веселья. Одного из пленных мучили целых три дня. До сих пор Рейвен считал себя смелым. Он думал, что способен вынести все, но он ошибался. Слышать крики терзаемых дункарганцев было выше его сил. Рейвен замазывал себе уши землей, выкапывая ее возле столба.
Несколько пленных женщин также умерли. Им еще повезло: они избежали рабства. Остальных сделали рабынями таанов, заставив их выполнять работу, которую тааны и даже полутааны считали ниже своего достоинства. Женщин постоянно насиловали, били, пинали, хлестали плеткой. Их изуродованные лица, нередко все в кровоподтеках, умоляюще смотрели на Рейвена, как будто ждали, что он чем-нибудь поможет. Но чем? Он был не в состоянии помочь даже себе. Рейвен старался не встречаться с ними глазами, и постепенно женщины перестали смотреть в его сторону.
Рейвен внимательно наблюдал за своими захватчиками, памятуя давнюю поговорку тревинисов, что мудрый воин тот, кто превращает врага в друга. Он не понимал языка таанов, но по выразительным жестам, которыми они привыкли сопровождать свою речь, иногда мог догадываться о ее содержании.
У таанов существовала определенная иерархия. Ку-ток и остальные воины с неизменным почтением относились к одной из женщин-воинов. Наблюдая это, Рейвен пришел к выводу, что она является предводительницей племени. На ее голове красовался остроконечный шлем, по-видимому снятый ею с головы какого-нибудь убитого дункарганского воина. Этот шлем свидетельствовал о ее главенствующем положении в племени.
В один из дней гордый своей добычей Ку-ток позвал предводительницу взглянуть на Рейвена.
Увидев,
— Сразись со мной, проклятый таан! Даже в этих цепях я одолею тебя и выбью все побрякушки из твоей мохнатой спины!
Рейвен сознавал, что Ку-ток не понимает ни слова, но стиснутые кулаки и так красноречиво говорили о вызове на поединок. Расчет пленного тревиниса не оправдался. Поведение Рейвена только позабавило таана, и тот зашелся смехом, если можно было назвать смехом булькающие звуки, исходившие из его глотки. Вероятно, это все же был смех, потому что Ку-ток оскалил рот и показал все свои острые зубы.
Ку-ток приблизился и встал таким образом, чтобы цепь не позволила Рейвену дотянуться до него. Жесты таана тоже были красноречивее слов: он показывал Рейвена так, как на базарной площади показывают ученых медведей. Видя, что его выпады лишь развлекают поработителей, Рейвен затих.
По-видимому, Ку-ток рассказывал предводительнице о боевых качествах Рейвена, ибо та глядела на тревинисского воина с неподдельным интересом. Тело таанки покрывало немыслимое количество искусственных шрамов; их было намного больше, чем у Ку-тока и других. От солнечного света ее спина переливалась разноцветными вспышками.
Прожив всю жизнь рядом с пеквеями, Рейвен разбирался в самоцветах. Он узнал пурпурный блеск аметиста, нежное сияние розового кварца и с изумлением увидел крупный зеленый камень — скорее всего, изумруд, просвечивающий сквозь кожу правой руки. Все эти камни показались ему не более чем украшениями. Видно, у таанов был свой, причем довольно болезненный способ носить драгоценности.
Словно в награду за развлечение, Ку-ток швырнул Рейвену кусок вареного мяса. Рейвен нагнулся и поднял мясо, зажав его в руке. Ку-ток и предводительница повернулись и пошли прочь. Когда они отошли футов на шесть, Рейвен что есть силы швырнул мясо, попав Ку-току прямо в затылок.
Почувствовав удар, таан обернулся. Он заметил валявшийся на земле кусок мяса, потом увидел Рейвена, стоявшего со стиснутыми кулаками и гневным огнем в глазах.
— Иди сюда, вонючая тварь, — угрожающе произнес Рейвен. — Сразись со мной.
Ку-ток наклонился и поднял мясо. Он помахал куском, а потом медленно съел его на глазах у Рейвена. Он жевал мясо с явным наслаждением. Потом таан повернулся и догнал предводительницу. Ни в этот вечер, ни назавтра есть Рейвену не дали.
— Представляешь, я швырнул ему мясо в затылок, причем на глазах у вашей предводительницы, — рассказывал Рейвен, когда Ку-ток наконец прислал к нему Дур-зор с пищей. — У нас, тревинисов, у орков, даже у изнеженных виннингэльцев такое считается смертельным оскорблением. Он должен был бы немедленно биться со мной.
— Если бы мясом в него бросил кто-нибудь из таанов, тогда бы это было смертельным оскорблением, — ответила Дур-зор, сочувственно улыбаясь его наивности. — А ты, Рейвен, раб. Ты для него — червяк. Ты его ничем не оскорбишь.
У Рейвена внутри все оборвалось, и он тяжело привалился к столбу. Он вспомнил, как часто целые дни проводил в засаде, подстерегая добычу, как терпеливо ждал, когда лось подойдет на расстояние верного выстрела или дикий кабан попадется в расставленные силки. Сейчас такой добычей оказался он сам. Рейвен постоянно твердил себе об этом. Терпение, только терпение. Выждать и правильно выбрать время, сколько бы времени у него ни оставалось.