Стражи утраченной магии
Шрифт:
Выразив лошади Ранессы свое восхищение и сочувствие, Вольфрам пустил обеих лошадей пастись. Он знал, что они не уйдут от него далеко, хотя и не сомневался: окажись на его месте Ранесса, их бы как ветром сдуло. Потом дворф, как обычно, занялся устройством стоянки. Он всегда сам подыскивал место для костра, набирал хвороста, разводил огонь и варил ужин. Если требовалось, он шел охотиться, чтобы добыть свежего мяса.
За все время пути Ранесса ни разу не вызвалась ему помочь. Пока дворф занимался этими хлопотами, она безостановочно расхаживала взад-вперед. Взгляд ее всегда был обращен на восток. Желая проучить ленивую девчонку, Вольфрам на одной из первых стоянок поймал белку, освежевал, но жарить не стал. Если Ранесса хочет есть, пусть-ка займется этим сама. Не успел он и рта раскрыть, чтобы сказать это, как, к его удивлению, Ранесса преспокойно стала есть сырое мясо. В ответ на его упреки она тупо уставилась на кусок, который держала в руках. Глядя на нее, можно было подумать, что она и впрямь не понимала, как мясо попало к ней.
Вольфрам только диву давался. Он не мог сказать, чтобы Ранесса была законченной лентяйкой или считала подобную работу ниже своего достоинства. Когда Вольфрам просил ее что-то сделать, Ранесса выполняла его просьбы. Правда, она все делала кое-как, и он почти всегда был вынужден переделывать ее работу. Похоже, ей даже в голову не приходило, что она должна взять часть хозяйственных хлопот на себя. Она ходила взад-вперед и смотрела на восток. Наверное, за это время она успевала переброситься словами с каждой из появлявшихся на небе звезд. Как только Ранесса принималась бродить, она начисто забывала о Вольфраме.
Этот вечер ничем не отличался от прежних вечеров. Вольфрам работал, а Ранесса мерила шагами окружающее пространство. Он уже дважды говорил ей, что ужин готов. На третий раз Ранесса остановилась и бросила на него недовольный взгляд.
— Почему ты не развел костер? — спросила она, сдвинув брови.
— У нас со вчерашнего вечера осталось вареное мясо, — ответил Вольфрам, показывая ей кусок. — В здешних местах не так-то легко найти хвороста на костер. Сплошная трава.
Он напился воды из ручья, пожалев, что это не эль или что-нибудь покрепче.
Ранесса схватила свою порцию мяса и с жадностью съела. При этом она чавкала совсем как орк. После ужина она обычно продолжала свои хождения. Но сегодня она молча глядела на Вольфрама, и в конце концов ему стало не по себе. Сказав, что ему потребовалось навестить ближайшие кусты, дворф поспешно встал.
— Вольфрам, — произнесла Ранесса, и это несказанно удивило и даже насторожило его. До сих пор она еще ни разу не называла его по имени. — Сколько нам еще ехать до Драконьей Горы? Через неделю мы туда доберемся?
Она глубоко вздохнула.
— Я чего-то совсем устала от путешествия.
От изумления Вольфрам разинул рот.
— Через неделю? Нам, красавица, нужно проехать еще больше тысячи миль. Если боги будут к нам благосклонны, я думаю, дорога займет не менее четырех месяцев.
С таким же успехом он мог бы пустить ей в сердце стрелу. Ранесса побледнела.
— Месяцев, — упавшим голосом повторила она. — Это значит, что луна четыре раза станет полной, прежде чем мы… чем мы…
— И то если нам повезет, — многозначительно подчеркнул Вольфрам.
Посмотрим, как ты теперь запоешь, не без злорадства подумал он.
— Если ты думала, что отправляешься со стариной Вольфрамом на веселую прогулку, то ты здорово ошиблась. Наше путешествие будет долгим и опасным.
Ранесса глядела на него погасшими глазами.
— Те, кому дорога дает средства к существованию, знают, насколько она опасна, — продолжал Вольфрам. — Опасность совсем не обязательно исходит от тех, кто передвигается на двух ногах или даже на четырех. Мосты стерегут тролли. Вместе с ветром прилетают мисторы. В воздухе обитают гирахоры, а места древних сражений притягивают к себе глиблинов. — Вольфрам понизил голос. — Возвращайся-ка ты в свое селение, девочка. Мы еще не так далеко забрались, чтобы ты не нашла обратной дороги. До Вильда Харн ты всяко доберешься.
Ранесса задумалась. Внутри Вольфрама зашевелилось ликующее чувство. Может, он убедил ее и она в самом деле решит вернуться? Увы, ликование было недолгим. Вольфрам почувствовал, как теплеет браслет. Значит, монахам нужно, чтобы он привез ее с собой. Он до сих пор не мог понять, зачем им это нужно, и неизвестность его тяготила. Но он ничего не скрыл от Ранессы, и монахам будет не в чем его упрекнуть.
Ранесса медленно повернула голову и опять посмотрела на восточный край неба, где теперь мерцали звезды.
— Нет, — сказала она. — Я поеду с тобой. Мне так сказали сны. Но мы должны каждый день проезжать больше, чем прежде. Нужно пораньше вставать и ехать допоздна.
Вольфрам разозлился и пошел проведать лошадей. Их он считал своими настоящими спутниками.
Лошади обрадовались его появлению. Они тыкались в него мордами и шевелили ушами, ожидая, когда он почешет им лоб. Они шумно дышали, пытались его лизнуть. Вольфраму нравилось чувствовать на своем лице их горячее дыхание.
— Эй, я тебе еще не все сказала, — окликнула его Ранесса. — Нас преследуют. Опасность и позади нас, и впереди тоже.
Вольфрам уткнулся головой в теплый бок своей лошади и гладил ее по крупу. Подсадная утка со сломанным крылом — так сказал рыцарь. Тогда Вольфрам не придал значения этим словам… Густав, Рыцарь Сукин Сын и его безумные поиски! Такие истории хорошо рассказывать за кружкой эля, подумал дворф. И совсем другое дело — впутаться в одну из них самому.
Как бы то ни было, но Вольфрам поверил Ранессе. Почему — он и сам толком не знал. Возможно, из-за ее безумия. В Лереме многие верят (а орки верят в это поголовно), что чокнутые отмечены богами.
Втайне Вольфрам подумывал, что боги могли бы обойтись с ним помягче, а с девчонкой — пожестче. Скажем, ударить ее молотом. Впрочем, не ему сомневаться в богах. Он должен выполнять их волю. Боги наверняка знают, зачем монахам нужна эта девчонка. А раз нужна — монахи ее получат. И даже не через четыре месяца. Какие тут четыре месяца, если кто-то сидит у них на хвосте?
— Мы могли бы добраться до Драконьей Горы и за месяц, — пробормотал он.
— Что? — не расслышала Ранесса.
Вольфрам по-прежнему стоял, уткнувшись в лошадиный бок, и потому его слова прозвучали совсем глухо.