Стражи времени
Шрифт:
Младший лейтенант удрученно замолчал, глядя в наливающееся злобой лицо Скворцова.
— Та-ак! Проморгали, значит, диверсантов? Я же утром приказывал, чтобы всю местность проверили перед тем, как оцепление выставить, — Скворцов говорил тихо, еле слышно, побелевшими от ярости губами.
— Мы, товарищ майор, каждую былинку здесь проверили, каждый камень осмотрели, — младший лейтенант развел руками. — Никого не было. Откуда они взялись, ума не приложу.
— Я тебе покажу! — майор схватил младшего лейтенанта за грудки. — Да я тебя за халатное отношение к службе….
— Отставить, Скворцов, — Дадуа посмотрел в глаза майору. — То, что здесь происходило, является государственной тайной. В рапорте, который мы составим вместе, опишем, что на оцепление было совершено нападение
— Так точно, — нехотя согласился майор. — А что же на самом деле произошло, товарищ Дадуа?
— Не знаю, — резко ответил Вахтанг. — С этим нужно серьезно разбираться.
На следующий день группа Вахтанга Дадуа вылетела в Москву. По прилету в Москву, Вахтанг, ничего не скрывая, доложил о происшествии Лаврентию Берия. Внимательно выслушав друга, Берия снял пенсне, и устало закрыл глаза.
— Еще одна загадка, Вахтанг, еще одна загадка, — пробормотал нарком. — Разберись со всем этим, надо будет — задействуй все наши возможности.
— Сделаю все, что смогу, — Дадуа повернулся и вышел из кабинета.
Глава 5. ОТТО ФОН ШЛЁСС
Отто фон Шлёсс, бывший полковник «Абвера», непревзойденный мастер интриг, блестящий разведчик, аристократ, цвет арийской расы. Все это теперь в прошлом, всего этого больше нет. Мир, в котором он жил, рухнул. С каждой прожитой минутой он ощущал это все отчетливей. По земле великого рейха маршировали русские солдаты. Они пришли, чтобы окончательно «добить зверя в его логове». И они это сделали. Он видел этих людей в пропитанных потом и кровью гимнастерках, они шли по улицам Берлина. В их лица, казалось, навсегда въелась черная пороховая гарь. Но лица эти были прекрасны, все до единого. Это были лица победителей, в их глазах не было звериной злобы, жажды мести, злорадства от вида поверженного в прах, пыль и грязь врага. Врага, который пытался поработить их стану, врага, который теперь сам был растоптан. Они были истинными победителями, не пытавшимися выместить зло на народе, армия которого жестоко прошлась по их земле, убивая, насилуя, грабя людей, сжигая города и деревни, свергая их богов, оплевывая их святыни.
А что теперь? Брошенное великим рейхом и своим фюрером мирное население Германии стояло вдоль дорог, по которым шли советские войска. Женщины, дети, старики, еще недавно грозной страны, протягивали руки и пустые котелки, прося хлеба, каши, наваристого горохового супа из концентратов, который так им полюбился. Полевые кухни, шедшие в арьергарде колонн останавливались, повара открывали котлы и отмеряли в подносимые немецким населением емкости кашу и суп, делились хлебом и даже колотым сахаром. «Данке» — говорили воспитанные немецкие дети. Девочки делали книксен, мальчики благодарили быстрыми кивком головы. Старики и женщины брали посудины с едой молча, им было стыдно, в глубине души они чувствовали свою вину в том, что натворил их бесноватый диктатор. Но голод — не тетка, Гитлер не научил их обходиться без пищи. И они брали еду у русского солдата. А русский солдат, честно протоптавший свой не легкий путь от Москвы до вражеского Берлина, в смертельных боях не раз, дававший себе слово отомстить, придя к Бранденбургским воротам и, обнаружив скопление голодных людей, первым делом накормил их. Вот истинная милость победителя, спасшего тех, кто уже и не думал спастись.
Отто фон Шлёсс оторвался от своих грустных мыслей и с интересом взглянул на сцену. Русский, а теперь советский балет — это феерия. «Лебединое озеро» — визитная карточка Большого театра. Великолепное зрелище. Волшебная музыка Чайковского. Она очаровывает, влечет куда-то ввысь. Точеные фигурки балерин кажутся сказочными, нереальными, теряющими очертания в ритме волнующего танца. Музыка и танец, слившись воедино, уже не могут восприниматься взором и слухом. Они наполняют собой зрителя, унося с собой его сознание.
И вот, Отто уже не здесь в Москве, в партере Большого Театра, а в Дрездене на уроке музыки, который проводит высокий рыжий очкарик-учитель герр Мунц. А Отто, маленький мальчик, школьник. Урок музыки проводится в городском соборе, где органист исполняет Баха. Торжественно звучащий инструмент заставляет сердце замирать от неведомой ранее смеси страха и восторга. А после урока музыки в соборе, ребята, притихшие, боящиеся расплескать, обронить неизведанные новые ощущения, возвращаются в здание школы.
Свои школьные годы он вспоминал с нежностью. Уроки рисования часто переносили в Дрезденскую галерею. Ребята часами бродили по залам, осматривая картины великих мастеров. И лишь после самостоятельного ознакомления, слово брал учитель рисования. «Созерцание великих полотен развивает человека лучше, чем рассказы об этих полотнах» — частенько говаривал он своим ученикам. Его правда! Отто научился ценить и понимать прекрасное. Но художником он не стал, не стал и музыкантом. Закончив экономическое отделение Дрезденского университета, он стал разведчиком. В душе Отто был разведчиком всегда. Он был и художником, и композитором сразу, придумывая и претворяя в жизнь свои хитроумные операции, рисуя замысловатую связь ходов, планов внедрений и вербовок агентуры. Он точно знал, чем закончится каждый его замысел, слышал, нет, скорее ощущал бравурную музыку побед. По его приказу диверсионные группы, заброшенные в тыл противника, взрывали и уничтожали намеченные им объекты. В советском тылу работала внедренная им агентура. Его заслуги замечали. Им публично восхищался самый грозный террорист третьего рейха Скорцени. Отто принимал это, как должное. Ведь он сам был сыном потомственного разведчика. Его отец, Клаус фон Шлёсс, старый немецкий аристократ, коротавший свой век в фамильном замке в предместье Дрездена, давно отошел от дел. Он был пожилым, но еще довольно крепким человеком. Во время своей службы при Бисмарке, Клаус был неоднократно отмечен «Железным канцлером». И твердо верил словам Бисмарка о том, что «русские медленно запрягают, но быстро ездят».
Отто запомнил отца, сидящим в своем любимом кресле с неизменной трубкой во рту.
— Эти ребята заигрались. Национал-социализм — это несусветная глупость. Когда чернь добирается до власти — жди беды. Пойдя на русских, Адольф выроет себе и всем немцам огромную могилу, говаривал старый Клаус. — Держись от этих ублюдков подальше, мой мальчик.
— Я не могу, отец, — отвечал Отто, — Я служу Германии, я офицер «Абвера» и я — патриот. Адольф — наш вождь, он знает, куда вести нацию.
— Тогда, служа Германии, постарайся спастись, когда, она, рухнув, погребет под собой немецкий народ. Верь мне, так оно и будет, — отец замолкал и смотрел куда-то сквозь Отто, как будто, видел воочию те страшные картины, которые спустя несколько лет увидел его сын.
Теперь отца нет, он погиб во время бомбежки Дрездена союзной авиацией в конце войны. Фамильный замок фон Шлёссов и отец перестали существовать одновременно. Вместе с ними погибло все мирное население Дрездена. Военных объектов в городе не было расположено, но это не помешало американским и английским летчикам фактически стереть его с лица земли.
Отто внял советам отца, конец войны он встретил в Берлине, в американской зоне оккупации. Жену и сына заблаговременно отправил в Мексику. Там они благополучно проживали и по сей день. Сам же Отто, хорошо знавший русский язык, бывавший до войны в Москве в составе делегаций немецких журналистов, предложил свои услуги американской разведке. Там его приняли с распростертыми объятиями. Смерть Рузвельта, случившаяся 12 апреля 1945, возвела на президентский престол ярого ненавистника Советского Союза Гарри Трумена. Как и предполагало руководство страны Советов, отношения с союзниками резко ухудшились. Накануне Крымской конференции, посвященной концу войны, английский премьер Черчилль проиграл выборы у себя на Родине. В Ялту приехали совершенно другие лидеры антигитлеровской коалиции, во сто крат больше, чем Гитлер, ненавидящие Сталина и Советский Союз. Вот почему, немецкому разведчику, интеллектуалу, обладающему ценными сведениями о сталинской державе, радовались, как родному и всячески потворствовали Отто в его плане, истинный смысл которого был понятен только ему одному.