Стражи времени
Шрифт:
— Да, Иван Иванович, я выхожу замуж. Не за Густава, конечно, — Ада сделала паузу, — Я ведь вам больше не нужна?
— Совет да любовь, — весело откликнулся Язёв. — Вы свою задачу на данный момент выполнили. Пока вы нам не нужны. Звоните мне, если будут проблемы. А если вы нам опять понадобитесь, мы к вам тоже обратимся.
— Я всё поняла. До свидания, Иван Иванович, — попрощалась Станская.
— Всего хорошего, Ада, — в трубке раздались сигналы отбоя.
После разговора со Станской полковник Язёв размышлял очень долго. Он выкурил подряд шесть папирос «Казбек» и, наконец, решившись, набрал прямой номер министра. Берия сам снял трубку.
— Лаврентий Павлович! Это Язёв, — полковник нервничал,
— Здорово, Иван! — Министр сразу же узнал полковника. — Паачему не здороваешься? Паачему не спишь? Что стряслось, дружище?
— Виноват! Здравия желаю, Лаврентий Павлович, — полковник замялся, — агент «Жизель» дал о себе знать.
Полковник подвинул к себе блокнот и зачитал почти дословно записанный за Станской рассказ балерины. Закончив, Язёв закрыл глаза и принялся ждать разноса за абсурдность своего доклада. Он был уверен, что Берия пошлёт его подальше, да ещё и усомнится в здравом рассудке полковника. Но нарком молчал, обдумывая полученную информацию. Молчал и Язёв, опасаясь помешать размышлениям наркома.
— Я понимаю, что информация, мягко говоря, странная, — полковник всё же решился нарушить затянувшуюся паузу, — но агент «Жизель» настаивает на достоверности своих донесений. Скоро ожидается отъезд Большого Театра на гастроли в Америку, и злоумышленники попытаются провести в реквизите некий груз, необходимый им для осуществления их преступных целей. Не уверен, правда, в реальности их бредовых замыслов, но преступники, бывшие абверовцы, у нас скорее всего настоящие! Лже-Густав, он же Отто, служивший когда-то в «Абвере» разгуливает на свободе. Разрешите, товарищ Берия, сегодня же арестовать мерзавца. Уж мои ребята всю информацию из него вытряхнут, будьте покойны. А потом к стенке засранца поставим, в газеты же поместим сообщение, что, мол, от сердечного приступа внезапно скончался выдающийся борец с фашизмом, прогрессивный журналист Густав Ленц. Подорванное в концлагерях здоровье дало о себе знать! Похороним Отто-Густава, как героя, и всё прогрессивное человечество и думать о нём забудет спустя пару недель.
— Ни в коем случае, Иван! — прервал нарком плавную речь Язёва. — Если ты его сейчас возьмёшь, то мы, так ничего и не узнаем. Ленц будет молчать, как рыба, а все усилия твоих молодцов ни к чему не приведут. Что ты ему предъявишь? Ничего! Показания Жизели, сами по себе, мало, чего значат. Надо подыграть им, Иван!
— Понял, Лаврентий Павлович, — сразу уловил начальственную мысль Язёв. — Скажу, что бы Жизель действовала, как и раньше. Прикажу ей откликнуться на просьбу лже-Густава и устроить его напарника на работу в Большой Театр. А нам останется лишь ничем не выказывать, что мы осведомлены о планах преступников, и тщательно следить за господином «журналистом». Подождём, понаблюдаем, и возьмём гадов перед выездом за границу.
— Правильно мыслишь, Иван! — похвалил Берия подчинённого. — И вот ещё что! Империалистические наймиты интересуются разработками профессора Линке, его работу курировал мой друг Вахтанг Дадуа, ныне, к сожалению покойный. Я думаю, что информация об исследованиях ушла к шпионам из окружения Вахтанга. Проследи за офицерами его охраны, да и старика профессора попасти не помешает, для полноты картины, как говорится.
— Всё понял, Лаврентий Павлович! Сделаем в лучшем виде!
— Верю в тебя, Иван Иванович, — нарком положил трубку и длинно выругался по-менгрельски.
Берия снял пенсне и с досадой бросил его на стол. Нарком принялся ходить по кабинету, массируя пальцами веки покрасневших от долгого чтения документов глаз.
Год, как кончилась война, — размышлял нарком, — мы победили, но мировая закулиса снова поднимает голову, испытывая страну на прочность. А в системе госбезопасности царит раздрай. Витька Авакумов тянет одеяло на себя, убивает моих людей. Убийство Дадуа устроил он, точно он! Недаром там обнаружили труп его верного халуя Коняева. Ничего! Я рассчитаюсь со всеми, и с внешними, и с внутренними врагами разговор будет коротким! Верные офицеры имеются. Тот же Язёв с его бравыми ребятами. А тот паренёк, который в ночь покушения на Вахтанга бился с целой ордой авакумовских клевретов! Вахтанга, правда, он не уберёг, зато, и Коняев со своими подельниками смерть свою там нашли. Нет, сдаваться сейчас нельзя, никак нельзя. Тогда получится, что его друг Вахтанг погиб зазря. А ведь просил Дадуа об аудиенции за несколько часов до трагедии, да не до него в тот момент было наркому, балерину валял, удовольствие себе справлял. Прости, Вахтанг, если сможешь, конечно! Убийцы твои наказаны уже. А с тем мудрецом, кто тебе приговор смертный вынес, я сам разберусь. И дело твоё, что тебе жизни стило, не пропадёт даром, на пользу стране пойдет.
Берия вдруг понял, что всё это время разговаривал с убитым другом вслух, но ничуть не устыдился этой своей неожиданной слабости.
«Даже сильный может иногда побыть слабым. Главное, чтобы это состояние не длилось у него слишком долго», — подумал нарком.
Глава 27. ТАТЬЯНА ЛИНКЕ
пело на кухне радио-тарелка. Мария Захаровна, тётка Семёна, к которой тот определил Воронцова на постой, возилась на кухне, гремя кастрюлями. Единственная родственница Бородина питала к нему нежные чувства и друга племянника приняла, как родного. Воронцову был выделен угол, отделённый от остального пространства тёткиной комнаты плотной пыльной шторой с неясным, выгоревшим на солнце рисунком. За шторой стоял огромный сундук, до верху набитый старыми, ещё дореволюционными вещами Марии Захаровны. Судя по габаритам этой неподъёмной громады, в молодости тётка Семёна была большой модницей, раз сумела накопить столько нарядов. Кофты с рюшами, тяжёлые бархатные юбки в пол, несколько разноцветных салопов, всё это было заботливо пересыпано нафталином и сложено в сундук в идеальном порядке, хоть сейчас одевай. Да и по размеру тётке Семёна старые вещи были впору и теперь.
«Повезло бабке, к старости сохранить почти такую же фигуру, что и в молодые годы» — лениво подумал Сергей. Вот только оглохла Мария Захаровна со временем основательно. Радио на всю катушку включает, по телефону почти ничего не слышит. Если Семён звонит, то всю информацию для тётки передаёт её соседкам по коммуналке, а те уж после до Захаровны докрикиваются.
— Любит же Захаровна радио слушать, — Сергей потёр оглохшие за полдня уши, — ни одной передачи не пропускает.
В коридоре раздался звонок телефона, еле слышный в какофонии очередного скрипичного концерта, передаваемого из Московской Консерватории.
«Кому бы это? — подумал Воронцов. — Соседей дома нет, выехали за город по случаю выходного дня. Может быть, Бородин весточку подаёт? Семён велел непременно дождаться его инструкций и не предпринимать ничего самому».
Сергей соскочил с сундука, лёжа на котором, пытался читать газету «Советский Спорт» пятилетней давности, найденную на тёткином платяном шкафу и служившую довольно продолжительное время мухобойкой. Воронцов в два прыжка оказался возле огромного допотопного телефонного аппарата, висевшего в коридоре на самом видном месте. Участок засаленных обоев рядом с этим чудом техники пестрел номерами телефонов родных и знакомых обитателей квартиры.