Стражи. Боги холода
Шрифт:
Жрец подарил отцу покой, а Ицкоатль получил родовое имя, и всю мудрость предков, накопленную за время служения. А еще – немыслимое для обычных людей долголетие, которое, однако, казалось с жалким, по сравнению со временем существования Жреца.
Жрец приблизил свое лицо к лицу Ицкоатля и всмотрелся в глаза вождя.
– Тебя что-то беспокоит. Говори.
– Это не беспокойство, Великий Жрец. Я просто стараюсь предусмотреть все возможные препятствия.
– Ты мудр, – сухая, похожая на лапу хищной птицы, рука коснулась щеки
– Разумеется, Великий. Но я не могу не задавать себе вопрос – можем ли мы доверять чужеземному жрецу и его богам.
Жрец рассмеялся тихим шипящим смехом:
– Конечно же, нет. Именно поэтому мы и берем с собой для охраны собственных воинов. Надеюсь, о них ничего не известно посторонним?
– Разумеется, нет. Они там, где им и положено быть.
– Очень хорошо. Нам пора приступать к последним приготовлениям.
Глаза Жреца вспыхнули огнем жестокой радости:
– Жертвы. Пора готовить жертвы. Только молодые здоровые мужчины.
– Все будет исполнено в срок, – заверил Жреца Ицкоатль.
– И вот еще что, – задумчиво произнес жрец, – не забудь, что там, где будет проходить ритуал, не должно быть этого уродливого огнестрельного оружия чужеземцев. Это может вызвать гнев Тецкатлипоки или нарушить равновесие миров, необходимое для завершения. Только освященное веками оружие наших предков должно проливать кровь жертв.
– Разумеется, Великий Жрец, – снова поклонился Ицкоатль.
– Теперь иди. Я буду думать, – жестом отпустил вождя живой мертвец, свечение вокруг его усохшего тела, замотанного в слои шерстяного покрывала, померкло, и Ицкоатль, бесшумно ступая, покинул комнату.
Заперев за собой дверь, он постоял несколько секунд, размышляя, затем прошел к стене, возле которой стоял небольшой деревянный стол и пара стульев. Аккуратно отодвинул драпировку, закрывавшую большую часть стены. Показалась дверь, которую Ицкоатль открыл ключом, висевшим на общей связке.
Войдя, он долго вглядывался в темноту маленькой комнаты без окон. Включать свет не было нужды, он прекрасно видел десять мощных обнаженных тел. Его воины спали, погруженные Великим Жрецом в состояние близкое к смерти.
Скоро они проснутся, и исполнят ту единственную миссию, ради которой и существовали все эти годы.
Счастье. Когда ты просыпаешься, открываешь глаза, а за окном – солнечное утро, шелестит свежая майская листва, мурча когтит одеяло кот, взобравшийся на спину, едва почуяв, что хозяйка проснулась, а ты улыбаешься, и сладко потягиваешься.
Это счастье.
Счастье. Ты знаешь, что человек, ставший для тебя самым дорогим на свете, тоже думает о тебе и сейчас, скорее всего, смотрит на часы, и думает, позвонить или нет, не слишком ли рано, не разбужу ли?
Это настоящее счастье.
Таня потянулась, цапнула коммуникатор,
Нажала «Отправить» и, снова со сладким стоном потянулась.
Когда они возвращались из аэропорта в город, Ян сидел с таким сосредоточенным видом, что она забеспокоилась. Оказалось – все это время он думал, как бы тактичней предложить ей переехать к нему за город.
Высаживая ее у подъезда, не выдержал, и сказал прямо.
Таня улыбнулась, и отрицательно покачала головой:
– Прости, но нет. Причин много, но, давай ты мне просто поверишь – это не потому, что я тебе не доверяю или хочу изобразить независимость. О бредовых вещах, вроде «открытых отношений» я вообще вспоминать не собираюсь.
– Таня, дело не в этом. Дело в твоей безопасности.
Она погладила его по щеке.
– Я понимаю. И верю тебе. Но – я не могу сейчас вот так, сходу, менять всю свою жизнь. Дай мне подумать.
Ян вздохнул и поднял руки, признавая поражение:
– Хорошо. Я понимаю. Честно. Только, пожалуйста, не пропадай не предупредив. Это все, о чем я тебя прошу.
– Конечно. Я обещаю.
Разумеется, она сдержала обещание.
Уже на следующее утро, позвонила ему, жутко волнуясь, стараясь не думать о том, что может услышать равнодушный голос, с досадой цедящий в ответ дежурные слова.
Услышав нежное: – Здравствуй, соня, – она готова была замурлыкать, как кошка, которую почесали за ухом.
Они договорились встретиться и пообедать. Часы до встречи тянулись ленивые и бестолковые, она пыталась что-то делать, кому-то звонить, отбилась от тысячи вопросов Ани, просмотрела почту и даже попыталась начать черновик очередной колонки «Тайны города». Но, набрав почти экран текста, с досадой закрыла файл, не сохраняя.
Следовало признаться самой себе – это было не легкое увлечение и не то, что Аня называла «основательной симпатией». Она бесповоротно влюбилась, налицо все симптомы тяжелой стадии болезни.
Но до чего же хорошо было чувствовать эту болезнь.
Обедали в центре Москвы, в небольшом ресторанчике. Ян сказал, что питает к подобным заведениям слабость и выискивает в каждом городе, где ему приходится бывать.
Неторопливо выбирая ягоды из фруктового десерта с мороженым, Таня спросила:
– Скажи, а ты сам можешь использовать эти силы… О которых мне рассказывал?
– Смотря какие и как.
– Если говорить очень грубо, ты колдун?
Ян усмехнулся и положил ложечку на край блюдца:
– Если очень грубо, то да.
– Скажи, а почему тогда ночью ты не применил что-нибудь такое – магическое? Ты же у гаражей действовал, как какой-то Рембо. Да и Олаф, как я понимаю, не отставал.
Ян сложил руки на столе, став похожим на школьного отличника за партой, и очень серьезно сказал: