Стрекоза в янтаре. Книга 2. Время сражений
Шрифт:
— Лжецы? — переспросила она. — Или волшебники? Может быть, они находят кости в пыли, прозревают суть того, чем они были, и облекают их в новую плоть и неуклюжий зверь превращается в сказочное чудовище?
— Или они не правы, занимаясь этим? — спросил Роджер.
Железный мост задрожал, когда прошел стрелку «Летучий шотландец». Размашистые белые буквы завибрировали.
Клэр устремила задумчивый взгляд на буквы, по ее лицу скользнул неровный звездный свет.
— Вы все еще не понимаете? — спросила она. В ней копилось раздражение, но осипший голос звучал как обычно. — Все очень просто — вы не знаете почему, — сказала она. —
— Не знаю! — ответил Роджер, вынужденный кричать — луч прожектора скользнул по деревьям, по мосту загрохотал поезд.
Целую минуту все гудело и ревело, дрожала земля; они застыли на месте. Наконец поезд пронесся, замер вдали перестук колес, и огонек последнего вагона скрылся из виду.
— Ну и что из этого получится, черт возьми? — сказала она, отвернувшись. — Вы никогда об этом не узнаете, но ведь вам все равно нужно действовать, не так ли?
Внезапно Клэр распростерла руки, кольца на ее сильных пальцах блеснули.
— Вы понимаете это, когда становитесь врачом. Не в школе — или где вы там учитесь, — а только тогда, когда соприкасаетесь с больным и знаете, что сможете ему помочь. Вокруг вас так много тех, с кем вы никогда не сможете соприкоснуться, чью суть вы не сможете выявить, тех, кто не попал в ваше поле зрения. Но вы не думаете о них. В данный момент вы пытаетесь помочь только одному — одному! — тому, кто сейчас перед вами. И вы действуете так, словно этот пациент — единственный человек в мире, потому что, начни вы действовать иначе, потеряете этого пациента, тоже единственного. Помочь в данное время только одному — это все, что вы можете сделать. И вы учитесь не отчаиваться от того, что не всем удается помочь, а просто делаете то, что в ваших силах.
Клэр снова повернулась к нему, лицо ее осунулось от усталости, но глаза сверкали, будто омытые дождем, в волосах запуталась влага. Ее рука легла на руку Роджера — жест, побуждающий к действию, так ветер наполняет парус, заставляя лодку двигаться вперед.
— Давайте вернемся в дом, Роджер, — сказала она. — Мне нужно вам кое-что сказать.
Клэр шла молча, избегая осторожных расспросов Роджера. Она отказалась от предложенной руки и шла одна, задумчиво опустив голову. Не потому, что принимает какое-то решение, подумал Роджер, она уже все решила, — просто раздумывает, что сказать.
Роджер был немало удивлен. Сейчас ее молчание позволило ему перевести дух после всех откровений сегодняшнего дня — он уже достаточно поломал голову над тем, для чего Клэр включила его во все это. Она вполне могла бы поговорить с Бри один на один. А может, она боялась реакции Бри на ее рассказ и потому ей не хотелось оставаться с ней наедине? Или она рассчитывала, что он ей поверит, — а он и поверил, — и таким образом станет ее союзником, подтвердит ее правоту?
К тому моменту, как они подошли к дому, он уже сгорал от любопытства. Сначала нужно было кое-что сделать: они
Покрасневшая от напряжения, Клэр уселась на софу, а он подошел к столику с напитками и налил две порции виски. Когда миссис Грэхем была жива, она всегда приносила виски на подносе, аккуратно накрытом салфеткой, и обязательно вместе с печеньем. Фиона, будь у нее возможность, делала бы то же самое, но Роджер предпочитал в этом деле простоту.
Клэр поблагодарила его, чуть отпила из стакана, поставила его и подняла глаза на Роджера, усталая, но собранная.
— Вам, наверное, интересно, почему мне хотелось, чтобы вы услышали всю эту историю, — сказала она, словно читая его мысли. — Тому есть две причины. Вначале я скажу вам о второй. Что касается первой, то думаю, что у вас есть право знать и ее.
— У меня? Какое право?
Она взглянула на него немигающим взглядом золотистых глаз, простодушных и беспокойных, как глаза леопарда.
— Такое же, как и у Брианны. Право знать, кто вы такой.
Она направилась через всю комнату к дальней ее стене, от пола до потолка покрытой панелью из пробкового дерева. К стене были приколоты фотографии, схемы, визитные карточки, старые карты округов, запасные ключи и всякие разные мелочи.
— Я помню эту стену. — Клэр улыбнулась, коснувшись фотографии, на которой был запечатлен праздник в местной школе. — Ваш отец снимал что-нибудь отсюда?
Роджер в замешательстве покачал головой:
— Нет, не думаю. Он всегда говорил, что никогда не может найти вещи, положенные в ящик. Все самое важное он предпочитал держать перед глазами.
— Тогда это, вероятно, здесь. Он считал это важным.
Поднявшись на цыпочки, она стала просматривать вырезки на стене, осторожно касаясь пожелтевшей бумаги.
— Думаю, вот она, — пробормотала Клэр. Из-под старых набросков для проповедей, талонов на мойку машины она извлекла одну страничку и положила ее на стол.
— О, мое генеалогическое древо, — удивился Роджер. — Я не видел эту старую бумагу уже много лет. А когда она мне понадобилась, не обращал на нее особого внимания, — добавил он. — Если вы собираетесь сказать, что я усыновлен, то мне это известно.
Клэр кивнула, вглядываясь в схему:
— О да. Вот почему ваш отец — я имею в виду мистера Уэйкфилда — составил эту схему. Он хотел быть уверенным, что когда-нибудь вы узнаете свою настоящую фамилию, хотя он и дал вам свое имя.
Роджер вздохнул, подумав о его преподобии и маленькой фотографии в серебряной рамочке на его бюро, — похожий на него незнакомый улыбающийся юноша, темноволосый, в форме британских воздушных сил времен Второй мировой войны.
— И это я тоже знаю. Моя настоящая фамилия Макензи. Вы хотите сказать, что я связан с какими-то Макензи, которых вы… гм… знали? Я не вижу их имен на этой схеме.
Клэр, будто не слыша его, водила пальцем по ветвящейся паутине генеалогического древа.
— Мистер Уэйкфилд был очень пунктуальным человеком, — бормотала она как будто про себя. — Он бы не потерпел никаких неточностей. — Ее палец остановился в какой-то точке. — Вот, — сказала она. — Вот, где это случилось. Пониже этого пункта. — Ее палец замер над страницей. — Все правильно. Это ваши родители, ваши бабушка и дедушка, прабабушка и прадедушка и так далее. Но вот выше… — Палец скользнул вверх.