Стрекоза в янтаре. Книга 2. Время сражений
Шрифт:
Джейми нахмурился, рассеянно поглаживая рукоятку кинжала.
— Думаю, мне удастся их увести. На болоте сейчас полная неразбериха, люди и лошади мечутся туда и сюда, приказы отдаются и отменяются; битва — дело очень непростое. И даже если к тому времени станет известно… что я сделал, — продолжал он с некоторой заминкой, — на виду у англичан и в преддверии битвы никто меня не остановит. Да, я могу это сделать. — Его голос окреп, кулаки сжались, подчеркивая решимость. — Они пойдут за мной, не задавая вопросов, Бог им поможет. Муртаг соберет всех, а я уведу их с поля боя. Если кто-нибудь попытается остановить
Джейми глубоко вздохнул, брови его снова сошлись — он представил себе сцену завтрашней битвы.
— Я уведу их оттуда в безопасное место. Поле достаточно велико, и если кто и обратит на нас внимание, то подумает, что мы меняем позицию. Я выведу их из болот на дорогу, ведущую в Лаллиброх. — Он замолчал, словно о дальнейшем просто не хотел думать.
— А потом? — спросила я, не желая слышать ответ, но не в силах промолчать.
— А потом я вернусь в Каллоден, — вздохнув, сказал он и невесело улыбнулся. — Я не боюсь смерти, Саксоночка. — Его рот болезненно искривился. — Во всяком случае, не очень боюсь. Но некоторые моменты этой процедуры… — Он невольно вздрогнул, все еще продолжая улыбаться. — Сомневаюсь, что я удостоюсь услуг настоящего профессионала, хотя мне кажется, и месье Форе, и мне это показалось бы несколько… неловким. Видишь ли, полагается, чтобы сердце мне вырезал тот, с кем я делил вино.
Упреждаемое отчаяние овладело мной, я обняла его и крепко к нему прижалась.
— Все в порядке, — прошептал он, зарывшись в мои волосы. — Все будет нормально, Саксоночка. Пуля мушкета. Ну, может быть, сабля. Все закончится быстро.
Я знала, что это ложь. Я видела достаточно ран, полученных в битвах, и не раз видела смерть воинов. Правдой здесь было только то, что лучше такая смерть, чем петля палача. Ужас, который поселился во мне с того момента, как мы оставили поместье Сандрингема, поднялся высокой волной, угрожая накрыть меня с головой. В ушах стоял звон, горло сжало так, что я не могла дышать. А потом все страхи покинули меня. Я не могла оставить его, и не оставлю.
— Джейми, — сказала я, уткнувшись лицом в складки пледа, — я иду с тобой.
Он откачнулся назад, во все глаза глядя на меня.
— Черта с два! — отозвался он.
— Да, я иду, — ответила я и почувствовала глубокое спокойствие — во мне не осталось ни тени сомнения. — Из моей накидки я сделаю шотландскую юбку. В армии полно молодых мальчиков, я сойду за одного из них. Ты же сказал, что там жуткая неразбериха, никто и не заметит.
— Нет, — отрубил он. — Нет, Клэр! — Челюсти его были крепко сжаты, в глазах застыло выражение гнева и ужаса.
— Если ты не боишься, я тоже не боюсь, — сказала я, тоже крепко сжав зубы. — Это… произойдет быстро. Ты сам сказал. — Несмотря на всю мою решительность, у меня начал дрожать подбородок. — Джейми, я не смогу… черт возьми, я не смогу жить без тебя!
Он безмолвно открыл рот, закрыл его, потряс головой. Свет на вершинах гор догорал, заливая облака ровным красным сиянием. Джейми притянул меня к себе.
— Ты думаешь, я не знаю? — тихо спросил он. — Мне сейчас куда легче, чем тебе. Потому что, если ты чувствуешь ко мне то же, что я к тебе, значит, я прошу тебя вырвать свое сердце и жить без него. — Он погладил мои
— Почему? — спросила я, слегка отстранившись, чтобы лучше видеть его лицо. — Когда ты увел меня с суда над ведьмами в Крэйнсмуире, ты сказал, что погиб бы со мною, пошел бы со мной на плаху, если бы дело дошло до этого!
Он взял мои руки в свои, голубые глаза смотрели на меня.
— Да, я бы сделал это, — сказал он, — но ведь я не носил твоего ребенка.
Я вся похолодела. Это от холодного ветра, убеждала я себя. Холод заставил меня задохнуться.
— Ты не знаешь наверняка, — наконец произнесла я. — Прошло слишком мало времени.
Он фыркнул, в глазах появились смешинки.
— Саксоночка, я ведь еще и фермер! С тех пор как ты пустила меня в свою постель, у тебя ни разу ни на один день не было задержки. А сейчас уже идет сорок шестой день.
— Ты негодяй! — в ярости закричала я. — Ты считал! В разгар жестокой войны ты считал!
— А ты нет?
— Я? Нет! — Я слишком боялась поверить в возможность того, о чем так долго молилась. Теперь это свершилось, но, увы, слишком поздно. — Кроме того, — сказала я, продолжая отрицать такую возможность, — это совершенно ничего не значит. Так часто случается и при недоедании.
Он поднял бровь и осторожно положил большую ладонь мне на грудь.
— Да, ты сильно похудела, но, несмотря на это, у тебя полные груди, а соски стали цвета черного винограда. Ты забываешь, что я видел их до этого. У меня нет никаких сомнений, и у тебя тоже.
Я старалась побороть приступ тошноты, вызванный, по-видимому, страхом и голодом, но вдруг почувствовала небольшую тяжесть в неожиданно загоревшейся матке. Я кусала губы, но тошнота снова подступила к горлу.
Джейми отпустился мои руки и стал надо мной, уперев руки в бока — застывший силуэт на фоне темнеющего неба.
— Клэр, — спокойно сказал он, — завтра я умру. Ребенок… это все, что останется от меня — навеки. Я прошу тебя, Клэр, я тебя умоляю, спаси его.
Я молчала, все плыло у меня перед глазами, и в этот момент я почувствовала, как дрогнуло мое сердце. Это был слабый, чистый звук, с каким ломается стебель цветка.
Я склонилась к Джейми головой, ветер печально шумел у меня в ушах.
— Хорошо, — прошептала я. — Я уйду.
Свет почти померк. Он подошел ко мне сзади и прижал к себе, глядя через мое плечо вниз, на долину. Уже зажглись сторожевые огни — маленькие яркие точки, разбросанные вдали. Мы долго молчали. Сумерки продолжали сгущаться. Я не слышала ничего, кроме ровного дыхания Джейми, каждый вздох казался мне драгоценным.
— Я тебя найду, — шепнул он мне на ухо. — Обещаю тебе. Если мне придется провести двести лет в чистилище, двести лет без тебя — это и будет мое наказание, которое я заслужил за все свои преступления, потому что мне приходилось лгать и убивать, воровать, предавать и нарушать клятву. Но есть одна вещь, которую я положу на другую чашу весов. Когда я предстану перед Богом, я скажу ему то, что перевесит все остальное. — Голос его дрогнул, упал до шепота, руки крепко обвились вокруг меня: — Боже, скажу я ему, ты дал мне удивительную женщину, и — о Боже — я очень ее любил.