Стрекоза в янтаре. Книга 2. Время сражений
Шрифт:
Письмо, написанное крупными черными буквами, было отложено в стопку писем, адресованных Дженни. Туда же последовали письма от замужней дочери Иокасты. Опять письмо Айену из Эдинбурга, для Джейми от Джареда. Я узнала его тонкий, неразборчивый почерк. Толстый конверт с геральдической печатью Стюартов. Скорее всего оно было полно стенаний Карла по поводу трудности парижской жизни и рассуждений на тему неразделенной любви. К счастью, на этот раз оно было коротким. Обычно он писал на нескольких страницах, изливая душу перед «любезным Джейми». Письмо изобиловало ошибками,
— О, три французских романа и книга стихов из Парижа! — воскликнула Дженни, сняв бумажную обертку с книг в кожаных переплетах. Она благоговейно касалась пальцем тисненных золотом букв на обложках.
Дженни страстно любила книги, почти так же, как Джейми любил лошадей. В доме имелась небольшая библиотека, и вечерами, в короткие часы досуга перед сном, она обязательно читала.
— Это дает мне пищу для размышлений во время работы, — объяснила она, когда однажды вечером я застала ее падающей от усталости, но с книгой в руках. Я убеждала ее лечь спать, вместо того чтобы читать вслух для Айена. Джейми да и для меня тоже. Она зевнула, прикрыв рот рукой, и сказала: «Даже если я валюсь от усталости и едва различаю строчки, все равно на следующий день, когда я пряду или валяю шерсть, они снова всплывают в моей памяти, и я как бы заново читаю их».
Я улыбнулась при упоминании о валянии шерсти, поскольку была убеждена, что почти все женщины Лаллиброха валяли шерсть, не только отдавая должное традиции, но и ритмам стихов Мольера или Пирона.
Я не могу забыть сарай для валяния шерсти, где женщины сидели двумя длинными рядами лицом друг к другу. Они были одеты в свою самую старую одежду и непременно босиком. Упираясь спиной в стену сарая, они колотили ногами по длинному, влажному рулону шерсти, сбивая его в тугой войлок, который потом защитит их самих и их ближних от шотландских туманов и даже дождя, спасет от простуды.
Время от времени какая-нибудь из женщин вставала и выходила, чтобы через некоторое время вернуться с чайником нагретой до кипения на огне мочи. Подобрав высоко юбку, она проходила босиком прямо в центр сарая и выливала содержимое чайника на земляной пол. Душные горячие пары поднимались от шерсти, а валяльщицы прятали ноги от случайных брызг и отпускали соленые шутки.
— От горячей мочи дело спорится, — объяснила мне одна из женщин, когда я впервые заглянула в сарай. Глаза мои сразу же заслезились, и женщины молча наблюдали, что же я стану делать.
Но валяние шерсти было для меня не таким уж невыносимым делом после того, что я видела на войне и в госпиталях. И если не обращать внимания на запах, сарай для валяния шерсти был теплым, уютным местом, где женщины Лаллиброха собирались вместе, шутили, беседовали и пели.
Мои мысли были прерваны тяжелыми шагами в прихожей и волной холодного воздуха, хлынувшей в дом через открывшуюся уличную дверь. Это пришли Джейми с Айеном. Они оживленно разговаривали между собой на родном гэльском наречии. Судя по характеру их беседы, можно было с уверенностью
— Это поле нужно во что бы то ни стало осушить к следующему году, — услышала я голос Джейми. Дженни сразу же пошла в залу, чтобы принести чистые полотенца.
— Вытритесь, прежде чем ступать на ковер, — приказала Дженни, протягивая каждому по полотенцу. — И снимите свои грязные ботинки. Кстати, пришла почта. Тебе письмо, Айен. Кажется, по поводу семян картофеля, которые ты заказывал.
— Прочту обязательно, но не дашь ли ты нам сначала чего-нибудь поесть, — сказал Айен, старательно вытирая волосы полотенцем. Он тер их до тех пор, пока густая, темная шевелюра не стала торчком. — У меня уже от голода живот к спине прилип, и у Джейми тоже.
Джейми, тряся головой, как мокрая собака, заставлял сестру вскрикивать, когда холодные капли воды разлетались по всей комнате. Его рубашка промокла насквозь и прилипла к телу, а надо лбом повисли пряди мокрых волос цвета ржавого железа.
Я накинула полотенце на шею Джейми:
— Заканчивай вытираться, а я пойду принесу тебе что-нибудь переодеться.
Я была на кухне, когда услышала, как он вскрикнул. Мне никогда не приходилось слышать что-нибудь подобное. В его голосе были и отчаяние, и ужас, и безысходность. Так может кричать лишь человек, попавший в лапы тигра. Я не раздумывая бросилась в гостиную с подносом овсяных лепешек в руках.
Влетев в комнату, я увидела Джейми стоящим у стола, на котором Дженни разложила почту. Он был смертельно бледен и стоял, покачиваясь, словно подрубленное дерево.
Я до смерти перепугалась, взглянув на Джейми.
— Что случилось? — взволнованно спрашивала я. — Джейми, что случилось?
С видимым усилием он поднял со стола одно из писем и протянул его мне.
Я поставила поднос с овсяными лепешками на стол и быстро пробежала глазами содержание письма. Оно было от Джареда. Я сразу же узнала его почерк.
«Дорогой кузен, — читала я про себя, — так приятно… не могу передать словами свое восхищение… ваша отвага и мужество… несомненно, будут иметь успех… я буду молиться за вас».
Я недоуменно взглянула на Джейми:
— О чем это он пишет? Что ты сделал, Джейми?
За эти несколько мгновений лицо Джейми осунулось, и он почти простонал, вытаскивая другой лист бумаги, на котором был напечатан дешевого вида рекламный листок.
— Дело совсем не в том, что я что-то сделал, Саксоночка, — сказал он.
Я вновь взглянула на широкий лист. Его венчал фамильный герб Стюартов. Помещенный под ним текст был изложен сухим канцелярским языком.
Он гласил, что по воле всемогущего бога король Джеймс Восьмой шотландский и Третий английский и ирландский объявляет о своих правах на трон всех трех королевств и надеется на поддержку вождей шотландских кланов, лордов-якобитов и всех прочих лиц, преданных его величеству королю Джеймсу. Далее предлагалось этим преданным людям подписать изложенное выше Соглашение о сотрудничестве.