Стрекоза в янтаре. Книга 2. Время сражений
Шрифт:
Он дружески потрепал меня по плечу и добавил:
— Я хотел бы оставить тебя здесь, в безопасности, но не могу. Поэтому ты поедешь со мной, ты и Фергюс.
— Фергюс? — удивилась я. — Но ты ведь решил не брать с собой юношей младше восемнадцати лет.
Он снова глубоко вздохнул, а я приложила руку к его груди, слушая, как гулко, толчками бьется его сердце.
— Да, но Фергюс — это совсем другое. Другие парни… я не хочу брать их потому, что они принадлежат этому месту, здесь их дом, и если все провалится, они помогут своим семьям
— Его место рядом с тобой, — мягко, с пониманием сказала я. — Как и мое.
Он долго молчал, затем нежно привлек меня к себе.
— Да, ты права, — спокойно сказал он. — А сейчас спи, mo duinne. Уже поздно.
Тревожные завывания ветра заставили меня проснуться третий раз за эту ночь. У маленькой Кэтрин резались зубки, и ее плач разносился по всему дому. Из спальни Дженни, расположенной внизу, до моего слуха долетало сонное бормотание Айена и голос Дженни, успокаивающей ребенка.
Потом я услышала осторожные шаги в коридоре и поняла, что это Джейми, которому, по-видимому, так и не удалось уснуть в эту ночь, шлепает босиком по коридору.
— Дженни? — Он говорил тихо, стараясь никого не беспокоить, но его голос гулко раздавался в сонной тишине дома. — Я слышу, что малышка плачет. Видно, она не может уснуть, как и я. Если она сухая и сыта, то мы могли бы составить друг другу компанию, а ты ступай поспи.
Дженни сдержала зевок, и мне в ее голосе почувствовалась улыбка.
— Джейми, дорогой, ты как материнское благословение. Да, она сыта по горло, и я только что переодела ее. Бери ее, и сколько угодно наслаждайтесь обществом друг друга.
Дверь закрылась, и я снова услышала тяжелые осторожные шаги, ведущие в нашу комнату, и тихий голос Джейми, нежно разговаривающего с Кэтрин.
Я глубже зарылась в пуховые перины и снова задремала, вполуха слушая ее всхлипы, перемежающиеся громким плачем, и приглушенный голос Джейми, что-то нашептывающий ей. Его голос, преломлявшийся в моем сонном сознании, напоминал мне жужжание пчел в улье.
— Почему плачет маленькая Китти? Кто ее обижает?
Звук шагов Джейми то удалялся, то приближался. Меня снова стало клонить в сон, но я удерживалась от этого, так как хотела слышать, что еще станет говорить Джейми. Может быть, когда-нибудь он будет вот так же держать своего собственного ребенка — маленькая круглая головка покоится на его огромной ладони, крепкое тельце прижато к его плечу. И он будет баюкать свою собственную дочь вот так же, среди ночи, нашептывая ей нежные, ласковые слова.
Постоянная боль в моем сердце растворилась в глубокой нежности. Ведь я забеременела однажды, значит, смогу это сделать снова. Вера вселила в меня надежду, а в Джейми — мужество. Я обхватила груди руками, ощутив их упругость, и окончательно уверовала в то, что настанет
Не знаю, сколько времени прошло. Я проснулась, открыла глаза и увидела, что вся комната залита лунным светом. Все предметы, находящиеся в комнате, были отчетливо видны, но выглядели странно, словно были совершенно плоскими — двухмерными и не отбрасывали тени.
Ребенок не плакал, но из холла по-прежнему доносился голос Джейми, все еще продолжавшего говорить, но значительно тише, вернее, совсем тихо. И совсем другим тоном. Это уже была не та монотонная, маловразумительная песенка, которой обычно баюкают младенцев, а выразительная, эмоциональная речь, в которой человек изливает душу.
Заинтригованная, я вскочила с кровати и подошла к двери. Я увидела их в конце холла. Джейми в одной рубашке сидел на полу, опираясь спиной о подоконник и уперев ступни в пол. А на коленях у него, словно на стуле, сидела маленькая Кэтрин и без устали колотила Джейми в живот своими маленькими ножками.
Личико Кэтрин было безмятежным и светлым подобно лику луны, но бездонные темные глаза жадно внимали его словам. Он водил пальцем по округлой линии ее щечек, снова и снова шепча слова душераздирающей нежности.
Он говорил по-гэльски и так тихо, что я все равно ничего не поняла бы, если бы даже знала этот язык. Но голос его был осипшим, а лунный свет, лившийся из окна за его спиной, позволил мне разглядеть слезы у него на лице.
Это был тот самый случай, когда не требуется постороннее вмешательство. Поэтому я поспешила в постель, все еще хранившую мое тепло, запечатлев в памяти образ полунагого лэрда Лаллиброха, сидящего на полу и при свете луны изливающего душу перед младенцем, олицетворяющим будущее его клана.
Проснувшись на следующее утро, я ощутила рядом с собой какой-то незнакомый запах и неудобство оттого, что кто-то больно тянул меня за волосы. Я открыла глаза и обнаружила рядом с собой Кэтрин. Ее розовые губки сладко причмокивали у самого моего носа, а пухлые пальчики вцепились в волосы. Я попыталась осторожно высвободить волосы, но малышка все равно почувствовала, перевернулась на живот и, свернувшись калачиком, снова уснула.
Джейми лежал по другую сторону от ребенка, уткнувшись лицом в подушку. Он открыл один глаз, синий, словно утреннее небо.
— Доброе утро, Саксоночка, — тихо, чтобы не разбудить ребенка, сказал он. И улыбнулся. — Вы, спящие вот так вдвоем, смотритесь очень мило.
Я пригладила рукой растрепанные волосы и невольно рассмеялась, глядя на попку Китти, смешно торчавшую кверху.
— Казалось бы, так спать неудобно, а ей, видимо, нравится. Посмотри, как сладко она спит. Когда ты пришел с ней сюда? Я не слышала, как ты лег в постель.
Он зевнул и взъерошил себе волосы. Вид у него был счастливый, хотя под глазами залегли темные круги.