Стрекоза в янтаре

Гэблдон Диана

– Ладно. Никуда не денешься, придется, видно, тебе его надеть, англичаночка! Но только умоляю, будь осторожнее!

– Осторожнее? Но чего мне бояться?

Губы его скривились в горестной усмешке.

– Послушай, женщина, ты имеешь представление, как выглядишь в этом платье? Глядя на него, так и хочется тебя изнасиловать, прямо с ходу. А эти лягушатники, разве они обладают моей выдержкой? – Он слегка нахмурился. – А ты не могла бы… чем-нибудь прикрыться сверху?

Он махнул рукой в сторону своего камзола с кружевным жабо, сколотым булавкой с рубином.

– Ну, шарфиком там или платочком.

– Вы,

мужчины, – заявила я ему, – не имеете ни малейшего представления о моде! Ладно, не беспокойся. Портниха объяснила мне, для чего существует веер.

И я жестом, который разучивала минут пятнадцать, раскрыла веер из кружев в тон платью и, обмахиваясь им, кокетливо прикрыла бюст.

Джейми задумчиво взирал на это представление. Подумав, он достал из гардероба мой плащ.

– Сделай мне одно одолжение, англичаночка, – сказал он, накидывая тяжелый бархат мне на плечи. – Возьми веер побольше.

В плане привлечения всеобщего внимания платье имело несомненный успех. Что же касается кровяного давления Джейми, то тут эффект был скорее отрицательным.

Он все время держался поблизости, бросая яростные взоры на любого мужчину, осмеливавшегося взглянуть в мою сторону, пока Аннализа де Марильяк не углядела нас с другого конца зала и не поплыла навстречу с приветливой улыбкой. Улыбка на моих губах тут же застыла. Аннализа де Марильяк была, по словам Джейми, его старой «знакомой», он знал ее еще со времени первого приезда в Париж. К тому же она была красива, обаятельна и на удивление хрупка.

– Мой маленький дикарь! – приветствовала она Джейми. – Хочу вас кое с кем познакомить. Вернее, сразу с несколькими людьми.

Словно фарфоровая куколка, она качнула головой в сторону группы мужчин, собравшихся в углу возле столика для игры в шахматы. Они яростно о чем-то спорили. Я узнала герцога Орлеанского и Жерара Гоблена, известного банкира. Судя по всему, там действительно собрались влиятельные люди.

– Идемте, сыграете с ними в шахматы, – настаивала Аннализа, положив на руку Джейми свою крошечную белую ручку. – К тому же там очень удобное место для встречи с его величеством, он появится чуть позже.

Король должен был появиться после ужина, примерно через час или два. В ожидании его гости бродили по дворцу, болтали, разглядывали живопись на стенах, флиртовали, прикрываясь веерами, поглощали сладости, тарталетки и вино и время от времени исчезали в небольших занавешенных альковах. Альковы были так ловко устроены в стенах, что казались незаметными, пока, приблизившись, вы не слышали доносившиеся оттуда голоса.

Джейми колебался, и Аннализа потянула его за руку.

– Идемте же! – настаивала она. – А за свою даму не волнуйтесь, – она окинула мой туалет одобрительным взором, – в одиночестве ей долго скучать не придется.

– Этого я и боюсь, – пробормотал Джейми еле слышно. – Ну так и быть, разве что на минутку.

На миг ему удалось высвободиться из цепких рук Аннализы, и он шепнул мне на ухо:

– Если найду тебя в одном из этих альковов, англичаночка, мужчина, с которым ты там будешь, считай, покойник. А что касается тебя…

Рука его бессознательно потянулась к шпаге, висевшей на поясе.

– О нет, не выйдет, – возразила я. – Ты ведь на своем кинжале

поклялся, что никогда больше не будешь меня бить. Какова же тогда цена твоим клятвам, а?

Он через силу усмехнулся:

– Нет. Бить я тебя не буду, во всяком случае – не так, как бы мне хотелось.

– Вот и хорошо. А что тогда ты со мной сделаешь? – продолжала я дразнить его.

– Что-нибудь да придумаю, – мрачно ответил он. – Еще не знаю, что именно, но тебе вряд ли понравится.

И, окинув напоследок присутствующих испепеляющим взором и сжав мое плечо жестом собственника, он позволил Аннализе увести себя, словно маленькому, но бойкому буксиру, толкающему огромную баржу.

Аннализа оказалась права. Не защищенная более внушительным присутствием мужа, я тотчас же оказалась в окружении джентльменов, налетевших на меня, как стая попугаев на спелый плод.

Мне многократно целовали и жали ручку, осыпали цветистыми комплиментами, подносили бессчетное число чаш с вином, приправленным пряностями. Через полчаса заныли ноги. И лицо тоже – от улыбок. И руки – от непрерывного обмахивания веером.

За смену веера я даже испытывала к Джейми нечто похожее на чувство благодарности. Идя навстречу его пожеланиям, я взяла с собой самый большой из имевшихся вееров, гигантское сооружение не менее фута в длину, на котором были изображены, по всей видимости, горные олени, продирающиеся сквозь вересковые заросли. Джейми критически отозвался об оленях, но размеры одобрил. Грациозно отмахнувшись от назойливых приставаний некоего чрезмерно пылкого юнца в красном, я опустила веер чуть ниже, к подбородку, чтобы уберечь платье от крошек тоста с семгой, который жевала. И не только от крошек. Джейми, который был выше меня на добрый фут, божился, что видел меня всю, до пупка, однако же эта часть моего организма была недоступна взорам французских придворных, большинство из которых были ниже меня. Но с другой стороны…

Я очень любила лежать, уткнувшись носом Джейми в грудь, вернее – в маленькую ямочку в центре. Похоже, что некоторые из здешних моих малорослых обожателей разделяли эту страсть, и вот я не покладая рук бешено обмахивалась веером, сдувая им кудри с лица или же, если это не помогало, с треском захлопывала веер и довольно чувствительно шлепала им по напудренным головам.

А потому настоящим облегчением было услышать, как лакей, стоявший у двери, вдруг вытянулся и выкрикнул:

– Его величество король Людовик!

Поднимался король на рассвете, но расцветал, очевидно, к ночи. Он вошел в зал, неся себя с таким достоинством и изяществом, что казался куда выше своих пяти футов и шести дюймов, бросая налево и направо приветливые взгляды, величественными кивками отвечая на грациозные поклоны своих придворных.

То, что я видела, вполне соответствовало моим представлениям о том, как должен выглядеть монарх. Не слишком красивый, он держался так, словно был писаным красавцем; впечатление это усиливала не только роскошь наряда, но и поведение окружающих. На нем был парик с зачесанными назад по последней моде волосами, камзол из бархата, расшитый сотнями пестрых шелковых бабочек. В середине, в глубоком вырезе, виднелся жилет из соблазнительного кремового шелка с бриллиантовыми пуговицами, туфли украшали широкие пряжки в виде бабочек.