Стрела гламура. Кляча в белых тапочках
Шрифт:
Не скажу, что мне очень хотелось сидеть за доской, время от время с глубокомысленным видом передвигая фигуры. Шахматы – игра серьезная, но со стороны порой смотрится довольно смешно, потому что зрителю неочевиден тот умственный труд, которым заняты игроки. Я лишний раз убедилась в этом, пока наблюдала за шахматным поединком Катьки и ее папочки.
Андрей Петрович нервно ерзал на стуле. Разглядывая диспозицию на доске, он перекладывал голову с одного плеча на другое, облизывал губы языком и приговаривал: «Да-да-да, так-так-так!», в такт своим словам притопывая ногой по полу. Он хватался за пешку, тут же ойкал и отдергивал руку, словно фигуры были раскаленными. Чесал в затылке,
Наблюдая за этим представлением со смесью жалости и насмешки, я тихо сказала Коляну и Ирке, что Курихину вместо пешек надо ставить на доску рюмки с валериановыми каплями и принимать их по ходу игры. А подруга вдруг хлопнула себя по лбу, как тот же Курихин, и громко вскричала:
– Катюха, отпусти с миром Андрея Петровича, для тебя есть достойный противник! У Ленки-то второй разряд по шахматам!
Народ одобрительно загудел, и меня вопреки воле усадили за шахматный столик. Андрей Петрович с искренней радостью воспринял досрочное освобождение и употребил свою кипучую энергию на организацию «игры века», как назвал наш с Катериной поединок ехидный Тараскин. Хозяин дома объявил, что играть мы будем по всем правилам спортивных соревнований, приволок настоящие шахматные часы и даже заставил записывать ходы.
– Е два – е четыре! Ну, это даже я знаю! – самоуверенно и нагло комментировала Ирка, заглядывая через мое плечо в шахматную шифровку. – А что такое «Ка двоеточие е четыре»? Или это не двоеточие, а знак деления?
– Большая буква «К» – это «конь», – снимая с доски белую пешку, объяснила я. – Таким образом, «Ка двоеточие е четыре» означает…
– Деление коня на четыре части! – сострил Тараскин. – Иначе говоря, четвертование лошади!
– Вовсе нет, как раз с лошадью все в порядке, а запись означает, что конь взял пешку на поле е4, – терпеливо объяснила я.
Разглагольствования окружающих меня здорово отвлекали, а вот Катька была совершенно невозмутима, и первую партию я ей позорно проиграла. Вторую, разозлившись, с блеском выиграла, а третью мы с Катериной, перемигнувшись, быстренько свели вничью, после чего в один голос заявили о желании покинуть душное помещение и подышать свежим воздухом. Как раз вовремя проснулся Масяня и поддержал наше предложение требовательным криком «Гулять! Гулять!».
Остаток дня прошел в веселых хлопотах и подвижных играх на свежем воздухе. В доме было вдоволь спортинвентаря, а также большие запасы теплых носков и перчаток, они оказались особенно востребованы. К вечеру на батарее парового отопления в нашем флигиле рядком сушились мокрые носки, перчатки, варежки, шапки и шарфы. Ротация носков и перчаток осуществлялась беспрерывно, причем никто даже не выбирал, какую пару надеть, главное, чтобы сухую! Мне этот коммунизм в принципе понравился. Я только жалела, что не сумела присвоить одну особенно приглянувшуюся мне пару перчаток – безразмерных, вязаных, с пришитыми изнутри к швам маленькими стальными колечками. Удобно было бы привязать к ним веревочку или бельевую резинку и пропустить ее в рукава Масиной курточки. Правда, перчатки были не подходящего для ребенка цвета – белого. Масе белое на один раз, пришлось бы стирать перчатки после каждой прогулки, запаришься веревочку продергивать то в рукав, то из него.
Вполне благополучно обстояло дело и со сменной обувью. Когда под радиатором выстроились в линию сырые ботинки и сапоги,
Впрочем, наша небольшая армия быстро разбилась на отдельные отряды. Один, состоящий из Курихиных – Тараскиных, завершил прогулку очень быстро. – Катерина с Вадимом и Андрей Петрович вскоре вернулись в дом.
– Молодые вдвоем побыть хотят, – доходчиво объяснил нам это дезертирство Катькин папочка. – А мне, старику, неохота рисковать на снежных склонах своими старыми костями, в моем возрасте переломы срастаются плохо.
– Кокетничает Курихин, – хихикнула Ирка, проводив ретирующегося Андрея Петровича насмешливым взглядом. – Какой он старик? Ему всего сорок шесть, в прошлом году юбилей отмечали.
– А что до переломов, то господин Курихин с его шарообразными формами меньше других подвержен этой опасности! – ехидно подхватила я.
Действительно, круглый Курихин мог катиться со склона, как мяч, ничем не рискуя. Тем более что горка, на которой обосновался отряд номер два – Ирка, я, Масяня и Дина, – была ровной, пологой, хорошо укатанной. Незадолго до нашего выхода на прогулку Анатолий специально прошелся по ней на небольшом тракторе, который очень понравился Масяне.
– Большой и красивый игрушечный тракторчик! – так ребенок назвал этот механизм.
Ратрак и в самом деле был симпатичный, новенький, ярко-желтого цвета. Громко урча, он утрамбовал свежий снег на горке, а потом съездил в хозяйство и привез нам санки и лыжи.
– Ну, вот, заодно и дорогу к воротам примял, хотя вам, господа отдыхающие, вовсе не обязательно участок кругом обходить! – раздавая желающим спортинвентарь, сказал Анатолий. – Там, за сосенками, калиточка есть, через нее вам гораздо ближе будет к дому идти. С горки спуститесь, в калиточку войдете – и уже во дворе.
– А она открыта будет, калиточка эта? – спросила Ирка.
Вопрос был не праздный. Ворота, в которые мы въехали поутру на машинах и которыми пользовался для выездов ратрак, закрывались крепко-накрепко. Ограда по периметру двора была двухметровая, из стальной сетки в металлических рамах, с колючей проволокой наверху. Вдобавок территорию охраняла здоровенная, с теленка, собака – ньюфаундленд, черный и лохматый, как папаха горца. Чувствовалось, что частное домовладение Курихиных основательно защищено от несанкционированного вторжения.
– Когда тут, кроме нас с Ньюфом, никого нет, я и калиточку на замке держу, – охотно ответил Анатолий. – Но раз уж хозяева приехали, да еще с гостями, придется оставить лазейку открытой, потому как ключей у меня на всех не хватит.
– А собачка ваша со двора не убежит? – машинально поинтересовалась я.
У нас с Иркой есть общая собака, немецкая овчарка Том, в высшей степени свободолюбивое четвероногое. Томка совершенно точно не упустил бы возможность смыться со двора через гостеприимно открытую калиточку!
– Ньюф не убежит, он в вольере сидит, – с сожалением сказал Анатолий. – Столько новых людей во дворе, разве можно собаку без привязи держать!
Прояснив режимные вопросы, мы с Иркой впряглись в санки и потащили на горку Масю. Дина, как большая девочка, тащила свои салазки сама, но кататься на них с горы не спешила. Она использовала возвышенность как наблюдательный пункт: приложив к глазам бинокль, рассматривала суету на лыжном спуске.
– Наших видишь? – в очередной раз втащив на гору санки, спросила я.