Стрельба в невидимку
Шрифт:
– Об этом много тогда в классе говорилось. Над Валентином смеялись, хотя и не знали последствий. А обследовался он… Я тогда как раз из армии пришел. А Валентин с расстройства запил немного. Они с Санькой тогда еще в институте учились.
Я согласно кивал в такт его словам.
– Еще некорректный вопрос. Вы не слышали, у Александры не было любовников?
– Почему вы про это спрашиваете? – поинтересовался Осоченко, и я заметил, что он очень сильно покраснел. Должно быть, в комнате слишком жарко. Потому что Гоша даже узел галстука слегка оттянул с горла и расстегнул верхнюю пуговицу.
– Дело в том, что сегодня врач дал заключение, что Александра Чанышева на четвертом месяце беременности. Это значит, что ее будущий ребенок вместе с ней всосал уже такую массу наркотиков, что может родиться с врожденным абстинентным синдромом. Это уже конченый наркоман или урод. Еще не родившееся дитя…
А теперь Гоша побледнел, как первый снег, который в этом году еще не выпал. Скелет моих догадок начал обрастать мясом и приобретать фигуру с определенными контурами.
– Нет, я ничего не слышал о ее любовниках.
– Могла она застрелить мужа из страха, что все откроется? Как вы думаете? – я пошел на откровенную провокацию.
– Н-не знаю… – У Гоши опять забегали глаза. – Значит, ее все-таки подозревают обоснованно?
– Не могу сказать точно. Но сегодня ее собирались выпустить под подписку о невыезде.
– А во сколько, вы не знаете? Я хотел бы ее встретить. Она же в таком состоянии. Тем более после врача… Ей, наверное, все сказали…
– Это знает только майор Лоскутков. Позвоните ему, спросите, – посоветовал я и сразу же поимел желание откусить себе язык. Однако было уже поздно, слово вылетело, и я решил язык оставить на месте.
– Он сам мне недавно звонил. Через два часа я должен к нему явиться для беседы. Сначала повестка была на завтра. А сегодня он попросил перенести разговор. Я согласился.
– Вот и спросите тогда.
– А раньше ее не выпустят?
– Сомневаюсь. Там надо слишком много бумаг оформлять. Это непростая процедура.
Я откровенно врал. Я не знал самой сути этой процедуры, но мне очень захотелось, чтобы Александру Чанышеву выпустили в то время, когда Гоша не сможет ее встретить. И потому я скомкал окончание нашей беседы тяжелым вздохом.
– Ладно, мне пора… – и пошел к выходу. – Может быть, я вечерком позвоню вам. Где вас искать?
– Я… Не знаю…
Зато знаю я. Лучше, чем знает сам Гоша.
Я кивнул на прощание Валере и вышел. Около моей машины, унижая ее, как русская борзая может унизить бездомную дворнягу, стоял великолепный спортивный «Мерседес-500» серебристого цвета. А рядом Хозяинов и оба телохранителя. Собрались уезжать.
– Вы, оказывается, тоже еще здесь? – Хозяинов опять приторно улыбался.
– Беседовал с клиентурой. С компьютерщиками.
– И как? Есть сдвиги?
– Может быть… Пока не могу сказать конкретно.
Хозяинов кивнул и сам сел за руль. «Мерседес» качнулся на рессорах плавно и величественно и выехал со стоянки. Я тут же достал телефон и набрал номер Лоскуткова. Все-таки спасибо Вениамину Вениаминовичу – добрейшей души человек. Он в действительности значительно облегчил мне жизнь и увеличил возможности удачной работы. Без сотовой трубки пришлось бы сейчас искать телефон-автомат. Само по себе это несложно. Гораздо сложнее найти именно тот, который работает. А работают они в нашем городе обычно только один из десяти. И то, если повезет.
– Привет, майор. Ты вызвал Осоченко на сегодня?
– Да. А что? Ты против?
– Нет. Только ты не мог бы сообщить ему, что Чанышеву выпустят только вечером или вообще завтра, чтобы он не встретил ее?
– Без проблем.
– Хорошо. Я позвонил на опережение. Чтобы он сам не задал тебе раньше меня вопрос о ее освобождении. С «наружкой» ты договорился?
– Они уже ждут ее.
– Еду к тебе.
3
Паша Гальцев потерял два часа, разъезжая по городу на автобусах восемнадцатого маршрута. Начал уже побаиваться, что кондукторам примелькается. Сам он дважды отметил одних и тех же кондукторов. Им, конечно, труднее запомнить человека, который ничем особым от других не отличается. Но Паша на другие маршруты не переходил, потому что отлично знал – в городе пространство для работы между «щипачами» разделены строго, и знакомая ему парочка на чужую территорию не пожалует. За это могут и бока намять. Искать их следовало только там, где он их и в первый раз засек. И он таки дождался своего часа. Увидел из окна на остановке и «инженера», и чуть в стороне «помятого». Сообразил, в какую дверь они войдут, сам вышел в другую и вошел следом за ними.
– Предъявляем проездные… Билетики приобретаем… – Голос у кондукторши с гундосинкой, неприятный, а сама симпатичная, только для Гальцева старовата.
Она видела, как Паша вместе с остальными входил, и остановилась возле дверей. Паша тут же достал туго набитый бумажник и вытянул оттуда червонец, чтобы купить билет. И краем глаза заметил, что «помятый», который стоял рядом, на бумажник среагировал адекватно. Значит, сейчас он подаст сигнал напарнику. Так и есть, сильно, почти как туберкулезник, раскашлялся. А показал, должно быть, взглядом.
И Паша сам пошел навстречу.
– Разреши, братан, пройти… – отодвинул он «помятого» и встал ближе к «инженеру».
Сам себя так аккуратно подставил. И прошло это незаметно, потому что на новом месте ему было удобнее держаться за стойку.
До следующей остановки «инженер» не проявлял интереса. Что будет на следующей, он знал заранее. Там всегда заходит в это время много народа. Так и оказалось. «Инженер» не сам шагнул к Гальцеву. Его просто пододвинули, подтолкнули. И все это происходило так естественно и неназойливо, что Паша просто залюбовался. Но тем не менее не потерял контроль над ситуацией. Каждое движение «инженера» было им отмечено. И критический момент он уловил по едва заметному движению тела и руки. Паша, пользуясь высоким ростом, склонился к уху «инженера».
– Пожалей куртку. Сговоримся, я сам отдам…
Глаза «инженера» настороженно поднялись на говорившего. Взгляд немигающий, холодный, змеиный. Но рука с зажатой между пальцами остро отточенной монеткой опустилась.
– Чего? – не понял он. А в голосе угроза. Змея приготовила ядовитый зуб.
– Базар есть. Двигай на выход… – И, не дожидаясь согласия, Паша сам пошел к дверям, грубо отталкивая пассажиров мосластым плечом, словно оставляя позади себя дорожку, по которой «инженеру» и «помятому» предстояло пройти.