Стрелецкая казна
Шрифт:
— От меня- то чего хочешь?
В принципе, я уже и сам понял, что он хочет, после его последних слов.
— Найти бы их, обоих найти. Антонину в доме запру да замуж выдам, а Илюшку — под суд княжеский, неча девиц соблазнять.
— Помилуй Бог, Гаврила! Где же их искать, Русь большая.
— Потому к тебе и пришел, что удачлив ты да умом не обижен.
— А если любовь у них?
— Да пусть любит кого желает. Жениться на ней он не хочет — не боярского-де звания девица. А в блуде — нельзя. Семья быть должна, детишки от законного супруга. Для кого я приданое собирал? Позор-то какой на
— С Иваном как быть? Он днями с товаром во Владимир собирался.
— Мне бы твое согласие получить, а с Иваном я договорюсь. На худой конец, ему своих охранников одолжу, мало будет двух-трех человек дам.
— Хорошо, договаривайся с Иваном. Коли согласен он будет, попробую сыскать твою дочь, но ручаться не могу. Парсуна ее есть ли?
— Нет, — развел руками купец. — Как-то не довелось мастера встретить, чтобы лик ее написать.
— Как же мне ее искать, когда я ничего, кроме имени не знаю? Куда отправилась — неизвестно, как выглядит — непонятно.
Купец огладил бороду.
— И правда. Вот что: дочка на мать похожа очень, только моложе. Может, на родительницу поглядишь?
Пришлось согласиться, хотя все это — очень относительно.
Мы с купцом на его возке поехали к нему домой. Правил лошадью он сам — приехал без кучера, хотя и люди есть, и в деньгах не стеснен. Вероятно, хотел, чтобы его поездка ко мне осталась тайной.
Дом купца впечатлял: раза в два больше, чем у Крякутного, первый этаж из камня, еще два — бревенчатые. В окнах — не слюда, а настоящее стекло, большая редкость в силу дороговизны. Да и везти стекло приходилось из-за моря — не делали его пока на Руси. Двор выложен дубовыми плашками — очень удобно, грязи после дождя нет, долговечно. Во дворах победнее двор застилали соломой, и ее почти каждый день приходилось менять.
Мы прошли в дом и сразу в трапезную. Еще в сенях расторопная прислуга выскочила за указаниями.
— Супружницу ко мне! Прислуга исчезла.
Через пару минут, едва мы уселись, в комнату вплыла — по-другому не скажешь — лебедь белая. Красавица лет тридцати пяти — тридцати семи, с толстой русою косой из-под кокошника, стройным станом и горделивой походкой. Пава! Почему-то мне вспомнились слова из известного кино: «Бровьми союзна, губы алые…», ну и еще что-то в этом духе. Действительно хороша!
Красавица увидела, что хозяин не один, а с гостем, и быстро вышла, чтобы вернуться с серебряной ендовой, полной хмельной медовухи. Я, как принял из ее рук ендову, ахнул — здесь же литра полтора. Вручив ковш, хозяйка поклонилась. Делать нечего: хоть и не хотелось пить, а надо. Медовуха была очень хороша, и я осилил ендову без особого труда. Перевернув, я с поклоном вручил ее хозяйке.
— Присаживайся, хозяюшка любимая, Аграфена Власьевиа! Познакомься — Юрий, Григорьев сын.
Я привстал, отвесил поклон и принялся изучать ее лицо, пытаясь определиться с приметами, запомнить особенности. Она же, взглянув, отвела глаза.
Гавриле явно не понравилось, что я так бесстыдно пялюсь на его супругу.
— Ну все, мать, иди — небось, дел полно. Аграфена встала и, покачивая бедрами — неплохими бедрами, между прочим, — вышла.
— Запомнил? Вот дочь такая же, только моложе. Я с утра к Ивану подъеду, обговорю — как тебя освободить на время. Сейчас тебя отвезут домой. — Взяв со стола колокольчик, он позвонил. Явившемуся слуге кивнул на меня: — Отвезешь человека, куда скажет.
Я испросил согласия купца на разговор с его женой и, получив его, раскланялся с Гаврилой и вышел, попросив слугу провести меня к хозяйке.
Аграфена была одна в своей комнате, вышивала какую-то тряпицу. Она посмотрела на меня Удивленно.
— Муж твой меня подрядил дочь искать. Аграфена, всплеснув руками, бросила вышивку.
— Это же надо, паршивка такая!
Я прервал ее справедливые возмущенные речи. — Можно посмотреть комнату Антонины? — Конечно, я сейчас покажу.
В комнате — я бы даже назвал ее девичьей светлицей — было чисто и очень уютно.
— А скажи, хозяюшка, у дочки были драгоценности — ну серьги, кольца, цепочки, височные кольца, подвески?
— Да как же девице без украшений — конечно, были.
— Покажи.
Хозяюшка подошла к сундуку, раскрыв, достала резную шкатулку.
— Пустая! — Аграфена в доказательство даже перевернула ее.
— А из вещей дочь чего взяла?
Хозяйка открыла шкаф — серьезный такой, на века деланный, — перебрала вещи.
— Нет, все на месте; в чем была, в том и ушла. Аграфена заплакала.
— Расскажи, хозяйка, во что она была одета.
Аграфена подробно, как и все женщины, когда дело касалось одежды, перечислила. Хоть какая-то картина начала складываться — одежда, внешний вид. Я поблагодарил ее и на возке вернулся домой.
Так, надо обдумать, с чего начинать. В том, что Иван согласится отпустить меня на время, я не сомневался. Но Иван не был бы купцом, если бы не поимел с этого выгоду. Или деньгами возьмет с Гавриила, или двоих-троих охранников взамен попросит. Ну и ладно, это их дела.
Куда беглецы могли направиться? То, что не вниз по Волге — это точно. Там Казань, татары, потом — земли башкиров, потом — ногайцы. Нет, там делать нечего. На север, в Великий Устюг? Не исключено, только городок не велик. Во Владимир? Слишком близко, беглецы постараются уйти подальше. Рязань, Москва? Очень вероятно. Могут и дальше убежать — в Тверь, Великий Новгород или Псков — да только не успеют, не дам я им такой возможности. Придется их догонять. Они ведь явно не пешком ушли — или на конях, или судном. Только куда? По Оке или по Волге?
Я вскочил на коня и помчался на причалы. Их было несколько, и до вечера я успел побывать везде. На одном причале сказали, что вчера и сегодня никто не отплывал. На другом — суда были, но все шли вниз по течению и никого на борт не брали. Только на третьем причале сказали, что два судна были, даже пассажиров брали, но куда пошли — сказать не могли. М-да, хорошо, если оба судна ушли в одном направлении, а если в разные стороны? Замучаешься искать. Но уже хоть что-то.
От причалов я направился к городским воротам. Но и стражники ничего путного сказать не смогли.