Стрелок-2
Шрифт:
— Каково?! — захохотал Николай и взялся за бутылку.
— В этом определенно что-то есть, — покачал головой Ефим Иванович. — Вы, молодой человек, явно ошиблись с выбором профессии. Вам следовало стать репортером!
— Нет, господа, — мотнул головой Дмитрий. — Вы в этом деле собаку съели, так что вам и карты в руки!
— Но вы так и не сказали главного.
— Что именно?
— Зачем вам это нужно?
— Сам не знаю.
— Тяга к справедливости?
— Да какая, к чёрту, справедливость!
— Это верно. В нашей деспотической стране никакой справедливости нет и в скором времени не случится.
— Угу, — хмыкнул вполголоса Будищев. — Только и разницы, что давить станут не лошадьми, а мерседесами. И сынки не царя, а депутатов.
— Что вы сказали?
— Давайте ещё выпьем, пока горячего не подали.
— Прекрасная идея!
Когда случилось несчастье со Стешей, Дмитрий постарался выяснить подробности происшествия, но не преуспел. Однако когда девушка опознала Великого князя, дело пошло на лад. В какие-то пару дней, он нашел свидетелей, видевших, как Алексей Александрович, красуясь перед кузиной, отпихнул кучера и сам взялся за вожжи. Будь виновный простым смертным, пусть даже и адмиралом, можно было попытаться привлечь его к ответственности, или, хотя бы, попытаться получить денежную компенсацию для семьи Филипповых, однако тот был сыном императора. Таким как он всё и всегда сходило с рук, причем, и в более поздние времена. Был же случай, когда внук главы государства засунул по пьяни в багажник машины одноклассницу и разъезжал по элитному поселку. Не узнай об этом пресса, всё так и осталось бы шито-крыто.
Собственно, это происшествие из будущего и надоумило его обратиться к газетчикам. Наказать, великого князя, конечно, не накажут, но для таких как он, огласка хуже гауптвахты. А деньги? Да пусть этот жирный боров ими подавится!
Тут размышления Будищева прервало появление полового с жареными рябчиками на блюде, встреченное бурным восторгом репортеров. Постников снова взялся за бутылку, но на сей раз ему с Нарышкиным пришлось пить одним.
— Прошу прощения, господа, мне пора! — решительно поднялся Дмитрий. — Вспомнил про неотложное дело.
— Как досадно, — вздохнул Ефим Иванович и со значением посмотрел на покидающего их друга.
Тот понял всё правильно, и достал из кармана портмоне.
— Прими, любезный, — протянул он трешку половому, хотя заказ вряд ли дотягивал до двух с полтинной.
— Премного благодарим, — заулыбался тот и согнулся в почтительном поклоне.
Понять разбитного малого было не сложно. Жалованья официантам и метрдотелям в Петербурге сроду не платили, а вознаграждение за труды им следовало исключительно из чаевых, оставляемых клиентами. Впрочем, в хорошем ресторане их могло быть столько, что иной чиновник или офицер бы позавидовали. Попасть в такие места было очень трудно и только за крупную взятку. В трактирах попроще, естественно, так не шиковали, так что половые и пятаку бывали рады.
Оставив журналистов, Дмитрий взял извозчика и, назвав адрес, вальяжно развалился на диване. Сегодня у него и впрямь было неотложное и вместе с тем, весьма приятное дело. У него было свидание с Гесей.
Девушка долго не соглашалась на подобные встречи, да и времени у неё было не так много, но капля камень точит, а настойчивости бывшему унтер-офицеру было не занимать.
— Пойдем в гостиницу, — просто сказал Дмитрий.
Лицо Геси покрыл румянец, но она преодолела смущение, и, найдя в себе силы поднять глаза, решительно ответила:
— Да.
Приют для одиноких сердец располагался в неказистом здании с обшарпанным фасадом. Портье с полувзгляда понявший, что им нужно, принял деньги и, с поклоном протянув Будищеву ключ, мазнул его спутницу презрительным взглядом.
— Прикажете проводить? — с масленым блеском в глазах спросил он.
— Нет! — в один голос ответили они и поднялись по скрипучей лестнице.
Закрывшаяся с противным стуком дверь, отрезала их от остального мира, и в это мгновение всё окружающее стало нереальным. Остались только они вдвоем. Он и она. Мужчина и женщина. Губы нашли губы, руки сплелись с руками, а мешавшая им одежда разлетелась по разным углам.
Утром уставшие, но счастливые они лежали, прижавшись всем телом друг к другу.
— Что теперь будет? — неожиданно спросила Геся.
— О чём ты? — не понял её Дмитрий.
— О нас. Мои товарищи не поймут нашей связи и не одобрят её.
— А тебе нужно их одобрение?
— Нет. Я не то сказала. Просто я чувствую себя так, будто изменила нашему делу.
— Вашему делу или Ипполиту?
— Зачем ты так? — нахмурилась девушка. — Мы с ним свободные люди и ничем не связаны кроме общего дела. Он не раз мне сам об этом говорил.
— Хорошо пристроился, — хмыкнул в ответ Будищев.
— Ты ревнуешь?
— Сама-то как думаешь?
— Но это — мещанство!
— Послушай меня, Геся. Я про свободные отношения знаю больше, чем ты можешь себе представить, и если ты хочешь этого, то я только за. Но пока мы вместе, я ни с кем не хочу тебя делить. Это понятно?
— Да, но…
— Никаких, но! Только ты и я.
— Но как же мои товарищи? Я не могу их предать…
— Блин, что за фигню ты несешь? Эти твои «товарищи» рано или поздно встрянут в какой-нибудь блудняк и тебя за собой утащат. И когда к тебе придут жандармы, а они придут, то моментально раскроют твою маленькую тайну с липовым лютеранством и тогда, поверь мне, мало не покажется!
— Откуда ты знаешь?
— Что знаю? Что иудейка Геся Барнес внезапно стала лютеранкой Гедвигой Берг? Ну, милая моя, тут трудно не догадаться! Кстати, кто тебе помог?
— Гиршовский.
— Я так и думал. Так вот, его ты тоже подставишь, если попадешься!
— Но что мне делать?! Ты себе представить не можешь, как угнетаем наш народ!
— Ой, вот только не надо мне рассказывать за угнетение! Никого в России так не угнетают, как русских крестьян. Вот уж, действительно, бесправные люди.
— Да что ты такое говоришь! Ты хоть знаешь, что такое черта оседлости?
— Нашла чем удивить. Её обойти — раз плюнуть!
— И как же это?
— Сменить веру, получить образование…