Стрелок-4
Шрифт:
Добравшись домой, Будищев поручил мальчишку заботам охающей Домны, а сам направился в гальваническую мастерскую, забрать Стешу. После несчастья с Семкой Дмитрий твердо решил, что дети будут жить у него и наплевать на людские пересуды. Люсия, слава богу, не дура, должна понять, что к чему, тетушка тоже, а мнением прочих можно и пренебречь.
Как не странно, девушки на работе не оказалось. По словам управляющего, утром она пришла с заплаканными глазами, чувствовала себя нехорошо, все валилось у нее из рук, и тот, зная об особом
— И куда же она пошла? — озадаченно спросил подпоручик.
— Простите великодушно, Дмитрий Николаевич, не осведомлен, — пожал тот плечами. — Но предполагаю, что к себе в слободку.
— Ну-ну, — нахмурился моряк, которого только что кольнуло острое предчувствие.
Не теряя ни минуты, Будищев бросился на выход, но извозчик, которому он велел дожидаться, отчего-то уехал, и теперь о его существовании напоминала лишь кучка лошадиного навоза на месте стоянки.
Вообще-то до рабочей слободки было не так уж далеко, но офицеру было не прилично ходить пешком, если конечно речь не шла о прогулке с барышней. Однако Дмитрий привык доверять своим инстинктам, а потому сломя голову бросился бежать, радуясь про себя, что морякам в повседневной форме положен кортик, а не сабля как у сухопутных собратьев.
К счастью, народа на улице из-за зимнего времени было немного, и вид несущегося со всех ног офицера флота не привлек особого внимания. Разве что у лавки как всегда толпились какие-то люди. Одни пришли что-то купить, другие уже уходили, третьи просто собрались почесать языки. Правда, на сей раз, посетители почему-то разбегались в разные стороны, опасливо поглядывая назад. Машинально отметив эту странность, Будищев остановился и решил зайти внутрь.
Что такое лавка для городского человека? Все! Это деревенские могут проходить всю жизнь в домотканине и лаптях, есть то, что дала земля, а покупать разве что соль, да еще, быть может, раз в год красный платок у забредшего к ним офени для полюбившейся девки. А в городе, шалишь, брат! Нет у людей времени растить лен, драть лыко, да горбатиться в огороде. Какой ты ни есть, а надобны тебе и сапоги, и пиджак, и справный картуз. Продукты опять же. А потому приказчик в лавке, как ни крути, а персона!
А потому с простецами Прошка держался не теряя достоинства, разговаривал хоть и не через губу, а все же фасон держал. Нет, коли забредет к ним ненароком кто из благородных или купеческого звания, так Прохор перед ними мелким бесом рассыплется, чтобы угодить! Только не часто такое случалось. Чего им делать в лавке для простого люда?
— Прохор Кузьмич, почем ситец? — заискивающе спросила женщина с усталым от бесконечных забот лицом.
— По деньгам, тетка Марфа. Тридцать копеек за аршин.
— Это что же так дорого?!
— Потому что товар уж больно хорош. Глянь, какой рисунок? А цвет? Новая краска. Ни в жисть не выцветет.
— Вы прошлый раз тоже так говорили, а он после стирки и того, — осторожно возразила клиентка.
— Это оттого, что вы вальком дерете безо всякого понятия, — снисходительно пояснил
— Кубыть три аршина, — вздохнула тетка Марфа, прикидывая финансовые потери.
— Заплатите сейчас?
— Да где уж. Вы, Прохор Кузьмич уж будьте любезны, запишите в тетрадочку. А мой как получит положенное, так сразу и рассчитаемся.
— Рассчитаетесь вы, как же, — сварливо отвечал Прошка, отмеряя ткань. — Небось опять запьет твой мужик и про долги не вспомнит!
Несчастная тетка Марфа, прекрасно понимая, что такая перспектива более чем возможна, возражать не посмела, но и отступать не стала. Потому как мужнина пьянка это одно, а новые рубашки детям справить надо!
В этот момент внутрь лавки вошла девушка, при виде которой сердце приказчика затрепетало.
— Здравствуйте, Степанида Акимовна, — вежливо поприветствовал он новую посетительницу, — давненько вы к нам не захаживали.
Ответом ему было ледяное молчание. Решив, что нежданная гостья не хочет говорить при посторонних, Прохор бросился выпроваживать клиентку.
— Ладно уж, тетка Марфа, — сунул он ей отрез ткани. — Запишу тебя в тетрадочку. Ступай с богом.
— Мне бы еще спичек и мыла, — попыталась задержаться навострившая уши женщина, но не тут-то было.
— Ступай, говорю, — прошипел приказчик, — не дам в долг более ничего!
— А вот…
— Вали отсюда!
— Ладно-ладно, — засобиралась женщина, с жадным любопытством поглядывая на все еще не проронившую ни слова девушку. — Иду ужо!
— Что желаете, Степанида Акимовна? — завертелся вьюном Прохор, с вожделением поглядывая на Стешу. — Сукно жаккардовое имеется, ситчики веселенькие, а то может, платок шелковый пожелаете? Только скажите, сей момент ваше станет!
— Семка в больнице лежит, — бесцветным голосом проронила, наконец, девушка.
— Чего? — не понял сначала приказчик.
— Фельдшер сказывает, что помрет…
— Ишь ты, — почти искренне огорчился сообразивший в чем дело Прошка. — Видит бог, не хотел я такого.
— А что ты хотел?
— Поучить маленько, — пожал плечами парень, прикидывая про себя, не будет ли ему неприятностей за побои и кого надо первым делом умаслить в полиции, чтобы делу ход не давали. — Чего этот сопляк надо мной насмехался?
— Поучить, значит? — переспросила Степанида и внезапно вытащила из-за пазухи большой револьвер.
— Ты чего? — округлил глаза никак не ожидавший такого поворота приказчик. — Не балуй, слышишь!
Ответом ему был громкий щелчок взводимого курка, показавшийся местному Казанове звоном погребального колокола. В другое время он может бросился вперед, да вырвал у девушки оружие, благо, силы имел немеряно, но теперь между ними стоял высокий прилавок, который враз не перескочишь.
— Караул! Убивают! — заверещала так никуда и не ушедшая до сих пор тетка Марфа, после чего рысью бросилась вон, прижимая к груди драгоценную мануфактуру.