Стрелок-4
Шрифт:
— Один вопрос, а при чем тут вы? — резко прервал его, внезапно почувствовавший отвращение Будищев.
— Что?!
— Да так, ничего. Просто пока я был нижним чином, вы про меня и слышать не хотели. Когда я едва не стал зятем барона Штиглица, вы сразу сменили гнев на милость. Теперь же вы, ваше сиятельство, готовы бегать за мной по пятам и уговаривать принять наследство и имя.
— Что за намеки вы себе позволяете? — оскорбленно воскликнул Блудов.
— Да какие уж тут намеки, — криво усмехнулся Дмитрий. — Все как раз предельно конкретно.
— Вы… вы… вы — наглец, милостивый государь! Да какое там, ты — мужик! Деревенщина! Байстрюк!
Возмущенный до глубины души Вадим Дмитриевич продолжал сыпать оскорбления и, иногда притоптывая в такт очередному выкрику ногой. Наконец, он выдохся и сверлил ненавистного бастарда взглядом исподлобья.
— Вы закончили? — равнодушно осведомился Будищев и, не дождавшись ответа, пошел прочь.
«Может, не надо было так резко?» — мелькнула у него запоздалая мысль. Люсия, как оказалось, барышня немного взбалмошная. Позлится-позлится да и перестанет. Тогда, глядишь, и барон Штиглиц сменит гнев на милость и снова встанет вопрос о титуле.
— Да ну их на хрен! — внезапно вспылил он. — Я, что комнатная собачка, чтобы меня туда-сюда дергать?
Настроение было испорчено напрочь, и долго копившееся в душе раздражение вылезло, наконец, наружу. В какой-то мере Блудов был прав, он не принадлежал к высшему обществу и вряд ли смог когда-нибудь стать его членом. Как бы Дмитрий не старался всегда находился кто-то, готовый щелкнуть его по носу, мол, знай свое место. И лишь среди простых людей вроде Стеши или Федора он чувствовал себя своим. Только ни принимали его таким, каким он был. И волей неволей в голове возник вопрос, — «в тех ли я стреляю?»
— Ваше благородие, к вам опять пришли! — отвлек его от мрачных мыслей стражник.
— Вот, блин, просто день посещений какой-то! — чертыхнулся подпоручик. — Кого еще черт принес?
— Не могу знать.
— Тьфу ты, пропасть!
Гостем, которого принес нечистый, оказался чем-то озабоченный Шматов. Участие в спасении царя сильно преобразило старого приятеля. Он приоделся, старался держаться с достоинством и даже стал как будто выше ростом. Впрочем, обычно надолго его не хватало и, сбросив маску «спасителя отечества», он снова становился тем Федей, которого все знали и любили.
— Какие люди и без охраны! — с усмешкой поприветствовал однополчанина Дмитрий. — Неужто надумал в царскую стражу вступить?
— Поступить, конечно, можно, — важно кивнул головой отставной ефрейтор, отчего с головы едва не слетела купленная по случаю каракулевая господская шапка.
— Так за чем же дело встало?
Это было для них чем-то вроде игры. Едва Будищев стал заместителем начальника охраны, он позвал за собой Федора и тот не сомневался ни минуты, хотя, немного пообтесавшись в столице, уже знал, что жалованье в тридцать шесть рублей вовсе не так велико, как могло показаться в его родной деревне. В мечтах он уже видел себя в блестящем мундире с крестом и медалями, рядом с царем, но как оказалось у старого боевого товарища были свои мысли на этот счет. Дмитрий хотел, чтобы Федя стал не просто стражником, а чем-то вроде агента в штатском, который будет работать в толпе. Благо тот имел для этого самую подходящую невыразительную и оттого незапоминающуюся внешность.
Но тут, что называется, нашла коса на камень! «В шпики не пойду», — заявил, как отрезал Шматов, и они впервые за все
— Обдумать надоть, — со значением в голосе заметил Федор, — если бы хотя в кучера, так мы бы даже не сумлевались!
— Ну-ну, — усмехнулся подпоручик, критически поглядев на приятеля, — думай, голова, шапку куплю.
Попасть в царские конюшни было делом откровенно гиблым. И конюхи, и форейторы, не говоря уж о кучерах, служили там поколениями и чужаков в свою среду не принимали. Да и то сказать, ну какой из Шматова водитель царской кобылы? Ни виду, ни осанки… так, смех один.
— Человек от Щербатого приходил, — шепнул товарищу Федя, убедившись, что рядом никого нет.
— Что хотел? — равнодушно отозвался Дмитрий.
— Сказал, будто девку эту нашли, как ее, Искру что ли?
— Одну?
— Нет, с мастеровым.
— С Максимом?
— Я им в пачпорт не глядел, но видать с ним.
— Где?!
— Точный адрес не сказал, но вроде на какой-то чухонской мызе под Питером. Видать еще денег за наводку хотят, ироды!
На лицо Будищева набежала тень. Он ничего не забыл, и никого не простил, разве что бешеная ярость немного поутихла, уступив место холодной злости. Даже смерть Ипполита не утолила жажды мести в его сердце. К тому же, он не привык бросать дело на полпути. Но теперь он был на службе, которая отнимала слишком много времени, и не мог располагать собой как раньше.
— Граф, я тут подумал, — нерешительно заметил Шматов, по-своему истолковавший его молчание. — Может, хватит кровушку проливать? Все-таки грех это. Не попались сразу, да и пес с ними!
— Это вряд ли, — глухо проронил Дмитрий.
— Как скажешь, — не стал спорить боевой товарищ. — Тогда встречаемся вечером в трактире?
— Знаешь что, брат, — неожиданно заявил Будищев. — И впрямь, не твоя это война. Не ходи со мной, я сам справлюсь.
— Думаешь?
— А ты сомневаешься?
— Да, нет, — пожал плечами приятель, после чего, нерешительно помявшись, спросил, — коли так, я пойду?
— Ступай.
[1] Адлерберг А.В. — министр двора в описываемое время.
[2] С 1837 года прямые пожалования земель дворянам за службу практически прекратились и были заменены для наиболее отличившихся «арендой».
Глава 18
По утрам в трактирах обычно тихо. Гулявшие всю ночь купчики вместе с присосавшимися к ним профессиональными прихлебателями уже угомонились и лежат в разнообразных позах там, где их сморило. Разошедшиеся по своим конуркам половые с мальчиками тоже досматривают последние сны, перед тем как их поднимут. Полы еще не метены, посуда не мыта, да и столы толком не убраны.
Рыжий кот с подранным ухом, обычно отирающийся рядом с кухней, пробрался в отдельный кабинет и, пользуясь случаем, вгрызся зубами в почти нетронутую клиентами баранью ногу. Рядом умопомрачительно пахнет недоеденное фрикасе, чуть дальше уже подсохшие ломтики балыка и миска заливной рыбы и Васька едва слышно урчит от ярости, поскольку понимает, что сожрать все это в одну харю ему не удастся.
На диване живописно раскинулись Тихон Щербатый и его неизменная спутница Лаура. Оба помятые и расхристанные, оттого что ночью им захотелось близости. Правда, у женщины под глазом уже наливается ядовитой синевой фингал, так что, вполне возможно, любовный экстаз был только у одного из них. Вторую пришлось уговаривать.