Стрелок-4
Шрифт:
— Ладно, в другой раз не буду. Ты, кстати, как здесь оказался? Твой участок ведь на Выборгской стороне.
— Так мы люди подневольные, куда поставили там и служим. Перевели меня.
— А штабс-капитан Деревянко?
— Уже капитан.
— Растут люди.
— Ага. Только я все еще на среднем окладе.
— Кто на что учился, братан. Кстати, ты в обыске участвовал?
— Нет. Это жандармы суетились. Они потом еще засаду здесь держали, а нас уж после вызвали, чтобы опечатать.
— Засаду?
— Ага.
— Понятно. Вот, значит, откуда столько окурков.
Городовой в ответ только пожал плечами, мол, бестолковые, что с них взять?
— Значит, не знаешь, что искали?
— Почему не знаю? Эту, как ее, литературу запрещенную. Вот.
— Нашли?
— А как же. Да то не беда, что книжки и эти, как их, прокламации были. Такой дряни, если поискать, в каждом доме на Невском найти можно. Нашлось кое-что и похуже.
— Это что же? — насторожился Будищев.
— Дык, провода всякие. Механизмы. Из них, говорят, можно бомбу собрать.
— Какую на хрен бомбу! — поморщился Дмитрий. — Я ведь гальванер, у меня какой только электрики по всем закутам не валялось. Дебилы, блин!
— Этого я не знаю, — пожал плечами полицейский. — Только все это барахло забрали, а вместе с ним и дамочку прихватили.
— Понятно.
— Осмелюсь спросить, она вашему благородию кто, жена?
— Нет. Просто жили вместе.
— Сожительница, значит. Ну, это не беда.
— В смысле?
— В том смысле, господин подпоручик, что вы за нее не ответчик. Вы же в это время в походе были?
— В Геок-тепе.
— Ишь ты, с Михаилом Дмитриевичем, — в голосе городового прорезалось искреннее почтение. — Так вот, вы на царской службе, она тут одна. Откуда вам звать, кого она сюда приводила и с кем… эй-эй, не надо на меня эдак смотреть. Это я для примера.
— Хреновый пример!
— А в кутузку из-за нее лучше? Вы не смотрите, что в офицеры вышли, сейчас и благородных сажают. Не так, конечно, как при блаженной памяти Николае Павловиче, а все же.
— Ладно, Ефим, я тебя понял. Вот держи за труды, — протянул ему трешницу Будищев, — да присматривай за моим домом. Опять же, если что узнаешь дельного, не поленись, сообщи. В накладе не останешься.
— Покорнейше благодарим, — не стал кочевряжиться Ложкарев и принял подношение. — В таком разе, вам, пожалуй, заходить в околоток без надобности. Разве только знакомство с господином капитаном захотите возобновить. А коли, нет, так я сам скажу, что квартира, мол, вскрыта в моем присутствии и никто самовольно печатей не ломал.
— Вот и славно.
С самого детства для Люсии не было ничего более приятного и увлекательного, как проводить время вместе с Людвигом. Они вместе гуляли, озорничали, радовались и горевали, обсуждали прочитанные книги и, конечно же, мечтали. И даже повзрослев, меж ними ничего не переменилось, а уж после тягот похода, увиденной крови, грязи и человеческих страданий для нее не было более близкого человека, нежели брат. Кроме, может быть, Дмитрия… Но это ведь совсем другое, не правда ли?
Мысли о Будищеве всегда вызывали в ней целую бурю чувств, с той самой поры, когда она увидела его впервые. Уже тогда он показался ей не таким как все прочие. Да, он был одет как простой мастеровой, но в нем чувствовалась какая-то внутреннее достоинство, сила и … незаурядность. Он говорил не так как другие, смотрел по-другому, а уж о поведении и говорить нечего. А еще он спас от верной гибели Людвига.
И вот сегодня должна решиться ее судьба, а отец не допускающим возражений тоном велел им с братом отправляться на прогулку. Люсия хотела возмутиться подобным произволом, но брат удержал ее от слишком бурных проявлений чувств, а потом привычка повиноваться взяла верх и она тихо прошептала «да папенька».
— Ты что-то сказала? — заботливо спросил Людвиг.
— Что? — вздрогнула барышня. — Нет, я просто немного задумалась.
— Тебе следует быть сдержанной.
— Да, конечно. Хотя как я могу быть спокойной, когда речь идет о моей жизни?
— Не драматизируй.
— Как ты сказал?! — взвилась юная баронесса.
— Все, сдаюсь, — улыбнулся брат. — Скажи лучше, что ты закажешь?
Февраль не самое лучшее время для прогулок, поэтому они заехали в кондитерскую, где их знали с детства. Там было тепло, светло и умопомрачительно пахло сладостями.
— Боже, ты себе не представляешь, как я мечтала в Бами о здешних птифурах! [1] — почти простонала Люсия. — Вот просто чувствовала их вкус, нежный, сладкий и чтобы непременно пахло ванилью.
— Так в чем же дело, давай закажем?
— Боюсь.
— Боишься? — изумился Людвиг.
— Да. Вдруг они будут не такими вкусными, как мне запомнилось.
— Перестань, — засмеялся брат. — Право, ты как маленькая сегодня, а между тем тебя придут сватать.
— И этого я тоже боюсь, вдруг папа откажет им?
— Не думаю, — покачал головой юноша. — У твоего избранника очень серьезные ходатаи.
— Да, графини Елизавета Дмитриевна и уж тем более Антонина Дмитриевна Блудова имеют большой вес в свете Петербурга, но ведь сам Дмитрий…
— Бастард?
— Как тебе не стыдно! — вспыхнула барышня. [2]
— У нашего отца нет таких предрассудков, — не слишком уверенно возразил Людвиг.
— Скажи лучше, что он не любит меня и будет рад отдать за первого встречного, — фыркнула Люсия.
— Ты не справедлива к нему, — насупился брат.