Стрелок. Несостоявшийся граф
Шрифт:
Надо сказать, что в словах девушки была определенная доля истины. Сердар, несмотря на молодость, действительно, обладал своенравным характером и всегда был готов его продемонстрировать. Быстро уяснив, кто есть кто, пес решил, что Люсию он по-прежнему обожает, к хорошо знакомому ему Людвигу относится с симпатией, старого барона уважает, а прочих только терпит. И только до тех пор, пока они не вторгаются в его личное пространство. А личное пространство, само собой, разумеется, включало весь особняк Штиглицев и прилегающую к нему территорию.
– Фриштыкать-то будете? – поинтересовалась девушка,
– Нет, – невольно улыбнулась Люсия. – После прогулки.
Поскольку вся остальная прислуга в доме была выходцами из Германии, говорили в нем зачастую тоже по-немецки. Оказавшаяся таким образом единственной русской среди них Маша, хоть и не освоила наречия алеманов, иногда вставляла в свою речь немецкие словечки, неизменно веселя этим свою молодую хозяйку. Вообще, несмотря на разницу в статусе, девушки быстро сошлись и стали почти подругами.
20
Fr"uhst"uck – завтрак (нем).
– Батюшка ругаться будут, – поджала губы горничная, которой вовсе не улыбалось пропустить завтрак и потом давиться на кухне тем, что ей оставят, под презрительным взглядом кухарки.
– Оставь, – слегка поморщилась не подозревающая о таких нюансах барышня. – Он даже не заметит моего отсутствия.
– А братец? – сделала последнюю попытку Маша.
– А он разве дома? – высоко подняла брови Люсия.
– Да куда же ему деваться? – прикинулась дурой девушка, прекрасно знавшая, что записавшийся вольнослушателем в Михайловскую артиллерийскую академию Людвиг усвистал из дома ни свет ни заря. Ему нужно было встретиться с каким-то товарищем и обменяться не то чертежами, не то конспектами.
Как ни старалась Маша, ей так и не удалось убедить свою молодую хозяйку позавтракать, так что волей-неволей пришлось сопровождать ее на прогулку. Но тут уж ничего не поделаешь.
А вот кто действительно был рад оказаться за стенами особняка, так это Сердар! В мгновение ока пронесся он по пустынным аллеям маленького парка. Залез во все сугробы, обнюхал с опаской глядящего на него дворника, обгавкал для порядка редких прохожих за оградой и, не обнаружив нигде исчадий ада, которых люди отчего-то зовут котами, совершенно успокоился.
– Надеюсь, ты рад? – невольно улыбнулась, глядя на довольную морду щенка, Люсия.
– Вав, – степенно отвечал тот.
– Еще бы не рад, оглоед! – пробурчала про себя Маша, но под внимательным взором будущего волкодава осеклась и сочла за благо в дальнейшем помалкивать.
А Люсия тем временем, как и полагается романтичной особе ее лет, предавалась мечтам о том, кто подарил ей Сердара.
– Думает ли он обо мне теперь? – чуть слышно спросила она.
– Конечно, думает, барышня! – убежденно отвечала посвященная в сердечные тайны своей хозяйки горничная. – Разве же может быть иначе?
– Да, может, он и вовсе спит, – больше из духа противоречия возразила юная баронесса, втайне надеясь, что наперсница станет ее разубеждать.
– Может, и спит, – пожала та плечами, – но скорее всего, завтракает.
Надо сказать, что говоря о Будищеве, милые девушки заблуждались. Он не ел и тем более не спал, поскольку еще ранним утром отправился на склады, где его ожидали верный Шматов и два почтенных господина, привлеченных в качестве оценщиков. Им сегодня предстояло осмотреть привезенное с войны добро и вынести вердикт о его ценности.
Всю прошедшую неделю Федор практически не покидал складов, готовясь к предстоящей «презентации». Чистил серебро, раскладывал на стеллажах сабли с кинжалами, развешивал наиболее красивые, с его точки зрения, ковры. Наконец, все было готово, и парень с замиранием сердца ждал приговора. Быть ли ему богатым?
Эксперты с важным видом ходили от одной стены к другой, ворошили залежи ковров, морщась при виде пробоин от пуль и потертостей. Потом их внимание привлекло оружие и предметы утвари. В особенности те из них, которые благодаря стараниям Феди радовали глаз нестерпимым блеском.
– Сеньор Шматов, – не выдержал один из них. – Зачем вы натерли это?
– Ну как же, – растерялся будущий купец. – Что бы, значится, красивше было.
– Что-то не так, господин Манчини? – заинтересовался разговором подпоручик.
– Все не так, сеньор Будищев! – всплеснул руками темпераментный итальянец. – Разве же можно старые вещи так чистить?
– И в чем проблема? – не понял Дмитрий.
– Но они выглядят как… ремейке! [21]
– То есть как новодел, – сообразил моряк.
21
Remake – новодел.
– Си! [22]
– Чего это басурманин толкует? – осторожно спросил у компаньона Федя, опасливо поглядывая на отчаянно жестикулирующего итальянца.
– Говорит, что ты сабли попортил, когда чистил.
– Что?!! Врет, антихрист! Как есть поклеп возводит, жидовская морда!
– Он не еврей, – скупо усмехнулся всплеску бытового антисемитизма Дмитрий. – Скажи лучше, много ли начистил?
– Нет. Только эти, что на виду.
– Тогда не страшно, – махнул рукой подпоручик. – У себя в квартире по коврам развешу. Только остальное не тронь.
22
S`i – да (ит.).
Специалист по коврам, в отличие от своего напарника, оказался хорошо говорящим по-русски флегматиком, как, впрочем, и подобает коренному петербургскому немцу.
– Что скажете, господин Клопп? – повернулся к нему Будищев.
– Кое-что ценное есть, – с невозмутимым видом отозвался тот.
– Например?
– Вот это, пожалуй, – ткнул пальцем в один из ковров эксперт, – представляет определенный интерес. Очень редкий рисунок и работа весьма искусная. Полагаю, такой ковер может стоить до трехсот рублей или даже больше.