Стрелок. Путь на Балканы
Шрифт:
– Пшел прочь, дурень! – гаркнул дворник и снова вытянулся перед приехавшими. – Прошу, господа!
Молодые люди, продолжая улыбаться, прошли внутрь, не удостоив больше взглядом забавного оборванца. Но вот ему выходка дворника не показалась забавной, и он подошел к закрытой уже калитке.
– Ты нафига это сделал, старый хрыч? – с угрозой в голосе спросил он.
– Иди отселева, убогий, – отмахнулся Лука, – а то вдругорядь не так еще получишь!
– Ладно, встретимся еще на узкой дорожке, – пробормотал тот.
– Эй, Митька, долго тебя ждать? –
– Сам, поди, знаешь, – буркнул в ответ поп.
– Думаешь, выйдет?
– Как Бог даст.
– Ну-ну, – протянул Кузьма и велел подошедшему Дмитрию, – садись, паря, путь не близкий.
Тот, не переча, запрыгнул в телегу и едва не провалился в устилавшем ее дно мягком сене.
Расстроенный Модест Давыдович обедал совершенно без аппетита, чего нельзя было сказать о прочих присутствующих. Впрочем, долго это не продлилось, и вскоре радушный хозяин провожал членов высокой комиссии. Те, откушав, пришли в хорошее расположение духа и, отбывая, считали своим долгом сказать Батовскому несколько любезных слов, что, однако, не слишком улучшило его настроение.
– Вас что-то беспокоит, коллега? – осторожно спросил его более внимательный Гачковский, когда начальство разъехалось.
– Нет, благодарю вас. Ничего заслуживающего внимания, так – мелкие неприятности.
– А о какой еще версии говорил господин Фогель? – осведомился Владимирский.
– Да так, ерунда. Просто из-за созвучия названия деревни Будищево поначалу решили, будто этот самый Дмитрий кричал, что он из будущего!
– Любопытно, и что же вы?
– Как видите, к вящему моему сожалению, ничего подобного не выяснилось.
– Простите, но как вас понимать? – напрягся коллежский советник.
– Ну, посудите сами, Юлий Иванович, кем себя обычно воображают душевнобольные? Наполеонами, Цезарями, на худой конец, испанскими королями. Скучно! А тут, ни много ни мало, посланник грядущего! Впору диссертацию писать.
– Ах, вы в этом смысле, коллега. Да уж, тут с вами нельзя не согласиться, прелюбопытнейший мог быть случай.
– Кстати, а вы обратили внимание на его одежду? – осторожно спросил Гачковский.
– Пустое, – отмахнулся доктор, – одежда, конечно, престранная, однако местные дворяне своих дворовых как только ни одевали. Этот самый старый барин, господин Блудов, капитан-лейтенант в отставке, в прежние времена куда как больше чудил. Однажды дошел до того, что велел пошить для дворни древнеримские хитоны и тоги. Представление захотел устроить для соседей, понимаете ли, из Плутарха! Причем весьма короткие, особенно для девиц. А тут кальсоны с карманами, подумаешь!
– И чем все закончилось?
– Что именно?
– Ну, представление из Плутарха?
– А, так, покуда он эдак со своими дворовыми чудил, все тихо было. Когда же он удумал деревенских баб в такое же переодеть, тут у него усадьба-то ночью и загорелась.
Пока озадаченный врач раздумывал над превратностями судьбы старого помещика, в коридоре послышался шум, и через минуту в кабинет влетела очаровательная дочка земского доктора Софья со своими спутниками.
– Папочка, мы тебе не помешали? – прощебетала она своим мелодичным голосом. – Просто, как оказалось, Николаше и Алексею Петровичу уже пора в полк, а они не хотели уезжать не попрощавшись.
– Не смеем вам мешать, – откланялись Владимирский с Гачковским.
Софи изобразила в ответ книксен, Модест Давыдович кивнул, а господа вольноопределяющиеся откозыряли.
– Как хорошо, что вы зашли, дорогие мои, – растроганно заявил Батовский. – Вы, Николай, мне как сын, и я счастлив и горд, что вы с Алексеем отправляетесь воевать за правое дело! Я как врач, разумеется, не одобряю насилия вообще и войну в частности, но все же не могу не признать, что в данном случае она абсолютно оправданна и, более того, благородна! От всей души желаю вам вернуться домой живыми и здоровыми. Храни вас Бог, дети мои!
Договорив, он обнял и расцеловал сначала Николашу, затем Лиховцева и, прослезившись, полез в карман за платком. Молодые люди также были смущены и растроганы, особенно Алексей. Софья в течение всего дня была неизменно ласкова с ним и вообще вела себя так, будто они уже помолвлены. Все это наполняло его душу таким восторгом, что он и думать не мог ни о чем другом, кроме своего счастья. Что ему война и все османские башибузуки разом, если его любит такая девушка! Его состояние настолько бросалось в глаза, что Николай попытался отвлечь внимание от своего приятеля.
– Кстати, дядюшка, когда мы приехали, ваш Лука выпроваживал из больницы какого-то престранного субъекта. Верно, кто-то из ваших пациентов?
– Да, я тоже обратила внимание, – подхватила Софья, – очень странный молодой человек.
– А, так это тот самый «посланник грядущего», о коем мы давеча разговаривали с господином Иконниковым, – сообразил Батовский.
– Вы его уже выписали?
– Да. Его, изволите ли видеть, опознали, имя он вспомнил. Здоровье у него на зависть, так чего же его держать? Суммы, отпускаемые нашим ведомством на содержание больницы, совсем невелики, а частная благотворительность нынче направлена на дела балканские.
– И кто же сей несчастный?
– Некто Дмитрий Будищев, родом из одноименного села.
– У него странный наряд для крестьянина, – задумчиво заметила Софи.
– Да и для горожанина тоже, – засмеялся жизнерадостный Николаша.
– Он из бывших дворовых Блудовых, – пояснил Модест Давыдович, – хотя я сразу это заподозрил.
– А почему.
– Ну, посудите сами, телом довольно крепок, значит, не голодал. Руки не мозолисты, стало быть, тяжелым трудом не занимался. Речь довольно сильно отличается от простонародной, впрочем, от господской тоже. Ну и самое главное, не похож он на человека благородного. Сразу видно, из кухаркиных детей.