Стрелок
Шрифт:
— А как ты узнала про подземный ход? — поинтересовался Марк.
— Когда я подыскивала себе домик в этих краях, — говорила Миранда, запустив пальцы в его жёсткие волосы, отчего у Марка голова шла кругом. — Риэлторы показывали мне этот коттедж, так что я изучила здесь все входы и выходы.
Марк знал, что она хотела купить этот дом, поэтому и приобрёл его. Но он начисто забыл про подземный ход.
— Но зачем надо было именно так уходить? — слова давались ему неохотно, да и говорить ему уже не хотелось.
— Нравилось наблюдать, как ты пытаешься меня удержать, — она провела пальцами по небритой щеке Марка. — А про подвал забыл…
Он согласно кивнул.
— Тогда
— Да ты же испохабил весь мой гардероб! — лукаво прищурившись, Миранда легко подтолкнула его к кровати. Марк оступился и под оглушительный смех повалился на огромную кровать. — У меня осталось одно вечернее платье, — говорила она, усевшись на Марка. Тот охнул, но не от тяжести, а от новой волны желания. — Не могла же я допустить, чтобы и от него остались одни лохмотья! В чём я тогда на людях покажусь?.. Так хотел, чтобы я осталась? — прошептала Миранда, сняв с себя майку.
— Не то слово… — Марк притянул её к себе, губами касаясь загорелой груди. — Я же просил… Умолял… Не уходи… — шептал он, покрывая поцелуями возбуждённое тело.
— Не смогу… — хрипло сказала Миранда, отдаваясь во власть страстного безумия.
Клим.
Сейчас.
Ему стало плохо внезапно. Горький запах серы забил нос, перед глазами поплыло, во рту — металлический привкус крови. Клим пошатнулся и едва не упал, вовремя вцепился в барную стойку. Подбежала официантка, что-то защебетала на ухо. А Клим никак не мог сообразить, что произошло. Рот наполняло кровью, уши заложило, алое марево вокруг. И едкий запах серы. Он был повсюду и нигде. Умом Клим понимал, что в кафе нет нечисти, чуял. Но запах не давал покоя. Сеял страх. А Клим давно ничего не боялся. Сделал глубокий вдох, закашлялся. Сплюнул кровь. Кто-то протянул ему платок. Клим оттолкнул руку, глотнул водки. Горло обожгло. Он сел на стул, сжал виски. Не хватало, чтобы Алинка увидела его в таком состоянии. Не сейчас.
Клим попытался сосредоточиться, нащупать владельца запаха, так бесцеремонно вторгнувшегося в его день. В голове туман. И звон. Как будто сотня зеркал разбилась. Клим зарычал от острой боли, заколовшей в затылке. Что за бесовщина? Залпом осушил вновь наполненную рюмку водки. Откашлялся. И
в этот момент горло сдавило, как будто кто-то невидимый набросил удавку.
— Мила… — выдохнул Клим и сорвался с места.
Свежий воздух прояснил мозг. Солнце слепило. А под ногами пульсировала земля. Дом напротив пошел трещинами — вот-вот рассыплется. Клим бросился к машине. Выругался, обнаружив, что его подпер старенький фургон. От асфальта пошел пар. Клим рванул вперед. Земля вибрировала и стонала под ногами. Люди шарахались в стороны от падающего сверху шифера. Витрины жалобно звенели. И во всем этом чудился смех. Дикий, разгульный.
Клеймо на груди свербело. Клим ощущал, как плавится одежда и прилипают подошвы обуви. А он бежал. Перепрыгивая через бордюры и расползающиеся по дороге трещины. Отталкивая зазевавшихся прохожих, огибая машины. Бежал. И впервые в жизни жалел, что не может открывать порталы.
Неистовый смех рвал перепонки, по шее текла кровь. Клим оглох. Люди вокруг кричали — Клим видел их перекошенные ужасом лица и надорванные в крике глотки. Видел, как проваливаются в бездну высотки. Серый дым затянул небо, превратив утро в сумерки. А Клим не останавливался. До дома еще два квартала. Ему нельзя останавливаться. На ходу перепрыгнул через поваленный фонарный столб и не заметил, как дорога перед ним вздулась. Споткнулся, упал. Кубарем прокатился по горячему асфальту под колеса машины. Водитель вовремя вывернул руль, и Клима лишь немного чиркнуло бампером. Машина пошла юзом и влетела в разверзшуюся дыру. Дорога осыпалась в разрастающуюся трещину. В пропасть складывались бетонные высотки, словно карточные домики, исчезали люди.
— Проклятье… — прорычал Клим, не слыша собственного голоса. С трудом поднялся и двинулся дальше.
Ногу простреливало при каждом шаге, рука занемела, носом шла кровь. В голове стоял гул. Вокруг — паника и хаос. Позади — руины. Впереди — нужный дом.
Клим ввалился в подъезд, когда сил почти не осталось. Туман скользил по ступеням, холодил. Тяжело дыша, Клим поднялся на девятый этаж. В нос шибанул резкий запах серы и силы. Тягучий, приторный, как карамель. Дверь не заперта.
В квартире сизый туман с черными нитями. Нечеловеческий смех и ломкие, некрасивые слова. На полу в спальне — скорчившаяся Мила, из последних сил цепляющаяся за жизнь. Под потолком — мотыльки. А в треснувшем зеркале — уродливая тварь. Мормори. Низшая каста Мрака. Клим выдохнул, сорвав с шеи распятие.
— Gloria Patri, et Filio, et Spiritui Sancto! — прокричал он, обвив цепью призрачную руку. Костлявая лапа мормори зашипела, расплавилась. Тварь взвыла. Морда ее исказилась, принимая первородный облик. Вытянутая птичья голова с загнутым клювом и змеиными глазами.
Клим встал напротив зеркала, закрыв собой Милу. Осенил крестом зеркало.
— Sicut erat in principio, et nunc, et semper, et in saecula saeculorum! — произнес, растягивая каждое слово.
Еще раз. И еще. Трижды осеняя крестом корчащуюся в агонии тварь. И на последнем слове ударил кулаком по зеркалу. То зазвенело и осыпалось на пол черными осколками.
Клим обернулся к Миле. Безумный взгляд блуждал по комнате. Грудь в крови, на шее ожог. И мотыльки вокруг. Сотни. Кружат над Милой. Клим опустился на колени рядом, коснулся ее растрепанных волос и тихо прошептал: — Amen.
Глаза Милы закрылись и мотыльки рассыпались золотой пыльцой, будто и не было.
Макс.
Сейчас.
Из паутины прошлого Макса вывели странные звуки, похожие на голоса птиц. Он открыл глаза и осмотрелся.
Прямо перед ним дышало бурей волнующееся море. Северный ветер тормошил короткие влажные волосы, проникал под распахнутый пиджак.
Ноги утопали в песке.
Макс попытался вспомнить, как он здесь оказался и снова в человечьем обльчье, но наткнулся на огромный провал в памяти. Только теперь его это не пугало. Он знал, что к нему возвращается его сила, украденная в далёком детстве, когда отец привёл к нему Миранду. Варданку, навечно лишившую его жизнь покоя.
И точно так же, как в их последнее утро, сейчас он был совершенно один.
Боль захлестнула его с новой силой, не давая дышать. Лёгкие сжались, и Макс рухнул на колени, судорожно хватая ртом воздух. Дрожащей рукой зачерпнул морской воды и хлебнул, не чувствуя вкуса.
Лёд обжёг горло, и Макс захохотал. Всем своим существом выталкивая из себя боль, как в то утро, когда она сбежала, он хохотал.
Злой, хриплый смех всполошил стаю чаек на берегу. С недовольными криками они сорвались в небо и закружили над Максом.
Он покосился на голодных птиц и с трудом поднялся на ноги.