Стрелок
Шрифт:
— Как бы проблем с ним не было.
— Надеюсь не будет. О, вот и машина из штаба, ну всё, я на доклад. Никита, машину осмотри, заправь, подготовь к вылету. Пусть пока в нашем капонире постоит, по размеру вроде входит.
— Входит, — уверенно подтвердил тот, и с другими парнями стал закатывать аппарат в укрытие, а я, поздоровавшись с дежурным по полку, это он прикатил, и поехал к штабу.
Там я завис до вечера, много бумаг оформлять требовалось. К счастью, своё дело штабные в корпусе полковника Егорьева знали туго, и необходимые справки и документы у меня были. И о потере машины, и о восьми сбитых за вчерашний день. В последнее время как-то уже никто не удивляется тому, что я могу за один бой сбить противника больше чем другие это делают за год, поэтому спокойно записали мне в лётную карту этих сбитых, и теперь у меня там их ровным счётом двадцать четыре. Солидно. Ну и вечером вовремя
Два следующих дня я бомбардировал штаб обороны «ПВО» Горького по поводу получения новой машины, там отвечали, что сами торопят Москву, но пока машин нет. Мы со Светловым договорились, в случае налёта я буду использовать машину одного из его ведомых, а пока я летал в качестве связного. То почту доставлял, то фельдъегерей, в основном по окрестностям работал. Мне вскоре это надоело и сообщив Бадину что самолёт забирают, от того генерала лётчик прибыл, сам отогнал аппарат от аэродрома, убрал самолёт в хранилище и вернулся на попутке. И о радость, на следующие день приказ, прибыть в Москву за новой машиной. Точнее не новой, с запасного полка. «Миги» прекратили выпускать ещё в прошлом году, но на хранении те ещё были, зачастую в ящиках, не собранные, и вот так их собирали, и ставили в строй. К сорок второму основные запасы уже выбрали, но видимо ещё что-то было.
К счастью в Москву был попутный борт и меня подкинули, там нашёл попутную машину и добрался до нужного запасного полка, где и переночевал, прибыл уже ночью. А утром осматривал истребитель. Не знаю, что за криворукая команда его собирала, но то что его следует перебрать, это факт. Однако в получении я расписался, так как машина также имела дополнительное вооружение, как у меня на прошлом «мигаре». Вот только рации не имелось, только приёмник. Машину мне заправили, оружие снарядили, пришлось расписаться в получении, после чего подняв «Миг» в воздух, я отогнал его километров на тридцать от Москвы, и пошёл на посадку. Я на этом поле доставал свой первый «мигарь», который потом инженеры забрали и не вернули. Покинув кабину машины, я отошёл в сторону, и используя амулет-помощника, за полчаса полностью разобрал аппарат, и дальше стал его собирать, правильно подгоняя узлы. И вот, два часа работы и машина стоит полностью вылизанная, как будто ручной сборки. А как у меня прошлая. Заправив её, решил проверить, тем более отчётливо видел на высоте очередного «Юнкерса»-разведчика, что шёл для проведения разведки и фотосъёмки.
Надев парашют и шлемофон, я неуклюже забрался в кабину машины, и запустив двигатель, ах как приятно урчит, погоняв его на разных оборотах, пошёл на взлёт и стал кругами набирать высоту. За девять минут, куда быстрее серийных машин, я оказался на одиннадцати тысячах метрах, сближаясь с разведчиком, который пока беспокойства не проявлял, двигаясь ровным треугольником над Москвой. Зенитки работали как сумасшедшие, разрывы шрапнели вставали множеством облачков, но ниже немца на километр, а то и два, они его просто не доставали. Когда я вошёл зону их работы, вот, наверное, на земле матерят меня, приказывая убраться в сторону, а я не слышу, рации-то нет, разрывы начали стихать. Поднимаясь дальше, только увечил скорость. Тут немец и забеспокоился, когда я начал нагонять его, причём достаточно быстро. Немец полез на высоту, какая очевидность, все вы так делаете, и именно на ней сблизившись, я начал обстрел со ста метров. Бил по правому двигателю. Уйдя на разворот, я посмотрел на нитку дыма, что тянулась за тем. Говорю же я не промахиваюсь, особенно в упор. И вторым заходом убив пилота, поджёг и второй мотор, и разведчик, вращаясь, стал падать вниз. Я чуть не поседел, переживая, тот на жилые кварталы падал, но к счастью вошёл тот в землю на песчаном берегу Яузы. Причём на пустом берегу, дети были, и много, но купались дальше. Амулет-дальнего виденья даже с такой высоты позволял это видеть достаточно отчётливо.
Вот так убедившись, что аппарат в порядке, я снизился до двенадцати тысяч метров и пошёл на Горький, весело напевая матерные частушки. Час и я на месте. Особо не гнал, и на подлете пошёл на снижение. Так что над аэродромом оказался на высоте моторов сто и сходу пошёл на посадку. У диспетчерской вышки был расстелен знак разрешения совершить посадку. Подогнав аппарат к месту стоянки, с помощью Никиты выбрался наружу, и сдав снаряжение, велел принимать
— А что, пострелять пришлось? — спросил тот, подавай мне новенькую фуражку.
Подошедший Светлов, приветливо мне кивнув, тоже прислушался, сложив руки на крыле машины и опираясь на них.
— Да, над Москвой в наглую летал разведчик, вот я и не удержался. Тем более аппарат проверить хотел.
— Сбил? — уточнил Светлов, и на мой молчаливый кивок, поинтересовался. — И на какой высоте тот шёл?
— Сначала на тринадцати, потом полез на четырнадцать, и там я его догнал. Только знаешь, что, тот ведь подъём не прекращал и был на четырнадцати двести. Я думаю он мог и выше подняться, да не успел.
— И многое это видели?
— Москва крупный город, над ним было, и самолёт упал на берег реки почти в центре. Чудом никого не угробив. А я сюда полетел.
— Заберут тебя от нас. Немцы Москву бомбят в последнее время как иступлённые, а ты тут загораешь.
— Верно, Семён, только я ведь не разорвусь, а для наших парней на фронтах Горький важнее чем Москва, с его множеством производств и заводов. В Москве те тоже есть, но тут всё же больше. Тем более откуда они узнают, что это я сбил, я вам сказал, знаю, что не проговоритесь, а в штабе об этом сообщать не буду. Просто перегнал и всё.
— Всё равно заберут.
— Поживём — увидим… — сказал я, закончив переодеваться, и с новенькой тростью в руке, отходя от «Мига», который уже скатывали в капонир, спросил. — Слав, а где машина?
— Антон укатил в город к своей девушке.
— Это надолго, — понял я, вспомнив что один из ведомых Светлова недавно влюбился, и при любой возможности бегал к зазнобе. В данном случае уехал.
Пришлось идти пешком к строениям, где располагался штаб, а это не близко, но прогулялся неплохо, после полёта и небольшого боя, вполне даже полезно. В штабе, я оформил машину, отдав документы на неё, чтобы получить материальную часть, боеприпасы и топливо, ну и меня снова включили в боевое дежурство. То есть, а аэродром не покидать, быть в постоянной готовности. Как это всё знакомо. Хм, а не сходить ли мне на речку, не искупаться ли? Очень хочется. Так и сделал, прихватив Светлова и ещё пару парней, мы ушли на Волгу. Повезло, день тихий, немцы не давали о себе знать, отдохнули хорошо и именно на берегу нас и нашёл посыльный. А точнее меня. Пришёл приказ, командировку прекратить, вернуться обратно в Москву для прохождения дальнейшей службы. Вылетать немедленно.
Видимо командование штаба обороны «ПВО» Горького изрядно наскипидарили, раз оно так носилось и торопилось. Не успели мы вернутся в расположение полка Бадина, как мне уже всучили пачку документов, и направили к готовой к вылету машине, та уже стояла в начале полосы, только мотор заранее прогретый молчал. Никиту, всё оснащение для обслуживания истребителя, наши вещи и мой «Виллис» отправят эшелоном завтра. Вот ещё не хватало, это я о последнем, надо мне объяснять откуда тот взялся, а в полку не знают, поэтому взял и подарил его Светлову. Мол, дарю, владей. И даже не смотря на ругань комполка Бадина, мы сходили в штаб полка и оформили, я подписал где нужно, так что машина оставалась тут в Горьком. Парням не жалко, пусть владеют.
А дальше, простившись со всеми, и устроившись в кабине, в полном снаряжении, утеплённый комбинезон не забыл, я только без унтов летал, в обычной обуви, и вот вскоре оказался в воздухе, направился обратно в Москву. Приказ был перелететь обратно на аэродром моего полка. Того где числюсь, в 27-ом истребительном. Сам полёт не запомнился особо, летел на двух километрах, и меньше чем за час добрался до Москвы, вскоре уже пошёл на посадку. Где теперь будет место стоянки для моей машины, я не знал, поэтому ориентировался по знакам регулировщика, и подогнал машину к пустому капониру, а набежавшие техники закатили тот в сам капонир, а потом и мне помогли. С собой в полёт я взял обычный набор из трости и фуражки, а также сидор с личными вещами, чтобы умыться было чем, да побриться. Тот на коленях лежал. Больше убрать вещмешок было некуда. Выбравшись, и сняв снаряжение, включая комбез, надел фуражку, мой парашют и комбез убрали в кабину истребителя, а сам доставая из карманов апельсины, раздавал техникам, их семеро было, плюс двое бойцов из роты охраны аэродрома, что также помогали. Никого не обидел, всем раздарил. По поводу этой моей привычки, в полку Бадина давно гуляли разные слухи. И я активно их поддерживал, говоря, что эти фрукты из Кремля. Сколько вынес и до сих пор раздать не могу. Шутку оценили, и посмеивались. Никита к тому же делился моим подарками, разрезая фрукты, по кусочкам, так что все знали вкус разных тропический фруктов.