Стреляй, я уже мертв
Шрифт:
Самуэль хотел было ответить, но его опередил Луи.
— Ну, вот мы и добрались до нынешней ситуации, и что же мы имеем на сегодняшний день?
— А на сегодняшний день мы имеем то, что французы выгнали Фейсала из Сирии и не желают иметь никаких дел с его отцом, шарифом Хусейном, — ответил Мухаммед.
— Да, не спорю, французы выгнали Фейсала, — согласился Луи. — Но ожидаемой поддержки от сирийцев он тоже не получил. А кроме того, не забывай, что он нарушил договоренность с доктором Вейцманом: ведь Фейсал обещал ему, что евреи смогут селиться в Палестине.
— Это лишь часть правды, — возразил Мухаммед. —
Мухаммед знал, что говорил; ведь он воевал бок о бок с Фейсалом и хорошо знал этого человека.
— Что же касается проблем Фейсала в Сирии... Сирийские патриоты потратили несколько месяцев, составляя свою программу, чтобы представить ее на заседание комиссии, созданной этими американцами, Кингом и Крейном. Мы возлагали надежды на эту комиссию и на обещания Уилсона, президента Соединенных Штатов. Какую великолепную речь он произнес на конференции в Париже — о свободе народов и о праве на самоуправление! И снова нас обманули; они не пожелали принять во внимание решение Сирийского Генерального конгресса, так что им пришлось самим сделать первый шаг и провозгласить Фейсала королем Сирии. Так вот, это провозглашение — сущая малость по сравнению с тем, что было обещано, и в обмен на что мы оказали британцам поддержку в войне с Османской империей. К тому же британцы снова нас предали, умыв руки и бросив Сирию на растерзание французам. Они даже не потрудились выказать Фейсалу самого элементарного уважения, — закончил Омар.
— Если мы жили в мире на протяжении стольких веков — значит, вполне сможем уживаться и в будущем, — в голосе Самуэля прозвучала мольба.
— Трудно сказать, что ожидает нас в будущем, — ответил Омар. — Поверь, я никоим образом не сторонник насилия, но при этом понимаю разочарование моих братьев-арабов, а главное, их беспокойство, что британцы позволяют вам захватывать наши земли. Что же касается этого еврейского парада в Яффе, то ты и сам не можешь не понимать, что это была чистой воды провокация.
— Ты прав, — согласился Самуэль. — Демонстрацию не следовало проводить.
— Британцы заигрывают с обеими сторонами, — пояснил Луи. — Сторонники декларации Бальфура стараются привлечь на свою сторону арабов, создавая для нас невыносимые условия жизни и ограничивая евреям въезд в Палестину.
— Итак, у нас один общий враг, — заключил Мухаммед.
— Мы должны найти решение, — настаивал Самуэль, но его слова так и остались без внимания.
Бен, сын Игоря и Марины, родился на четыре месяца раньше Далиды, дочери Самуэля и Мириам. Для всех стало настоящей неожиданностью, когда вскоре после свадьбы Мириам объявила, что беременна. Больше всех удивился сам Самуэль; он изо всех сил старался изображать радость, хотя в душе не был уверен, что хочет иметь ребенка.
Несомненно, семейная жизнь принесла ему гораздо больше радости, чем он ожидал, но он по-прежнему считал себя слишком старым. чтобы иметь детей.
Зато Даниэль воспринял рождение Далиды как настоящее
— Это же просто смешно: в твоем возрасте становиться мамочкой, — говорил он.
Но Мириам, казалось, не замечала ни раздражения сына, ни равнодушия Самуэля. Девочка стала для нее настоящей отрадой.
Между тем, с приходом нового губернатора, сэра Герберта Сэмюэла, в Палестине установилось шаткое перемирие, хотя арабы не слишком доверяли Сэмюэлу, поскольку он был евреем.Палестинские евреи скоро поняли, что сэр Герберт — не просто еврей, а прежде всего англичанин, и что он даже пальцем не шевельнет ради них, если их интересы пойдут вразрез с интересами Британской империи.
Его решения отвергались и евреями, и арабами. С одной стороны, он освободил Жаботинского; с другой стороны, помиловал Амина аль-Хусейни, которого евреи считали главным виновником разыгравшейся в день Наби-Муса трагедии. Последней же каплей стал указ об ограничении въезда в Палестину еврейских иммигрантов.
Тем не менее, этот шаткий мир все же позволил жизни хоть как-то устояться, хотя Самуэля и беспокоило, что Луи все глубже погружается в дела «Хаганы» — подпольной организации самообороны, пришедшей на смену «Ха-Шомеру».
— Тебе придется признать, что мы должны быть готовы постоять за себя, — убеждал его Луи. — Мы не можем доверить свою жизнь британцам.
— Нам нужно лишь примириться друг с другом, — возражал Самуэль. — Ты говоришь, что мы должны быть готовы к борьбе; я же говорю о том, что мы должны сделать борьбу ненужной.
— Наша цель — именно защита, а не агрессия. Ты хоть раз слышал, чтобы люди «Хаганы» напали хоть на одного араба?
Сколько они ни спорили, им так и не удалось договориться. Сам Луи с уважением относился к палестинским арабам, среди них у него были хорошие друзья, но в то же время он не питал ни малейших иллюзий относительно будущего. Тем не менее, он старался поддерживать отношения со своими друзьями-арабами и при любой возможности заглядывал в гости к Мухаммеду. Для него, как и для Самуэля, Зияды были почти родными.
К величайшему облегчению Самуэля и Луи британцы посадили Фейсала на трон Ирака — видимо, чтобы заставить его забыть о том, как сами сидели сложа руки, пока французы изгоняли его из Сирии. А также, вопреки опасениям Луи, чуть позже было основано королевство Трансиордания для Абдаллы, брата Фейсала. Самуэль посчитал, что, по крайней мере, семья шарифа Мекки получила свою награду за помощь британцам.
— Ну что ж, хоть они и не получили великое арабское государство, за которое столько боролись, но по крайней мере, у каждого теперь есть свое королевство.
— Не думай, что британцы создали это королевство, чтобы как-то сгладить нарушенные обещания, — ответил Луи. — Им просто нужен своего рода буфер между Палестиной и Сирией. Британцы ничего не делают просто так, если это не служит их собственным интересам.
Позднее Самуэль вынужден был признать, что Луи прав. Они помогали Абдалле отбиваться от нападений ваххабитских племен на новое королевство, но умыли руки, когда в 1924 году саудовцы напали на Хиджаз, и остались безучастны, когда шариф обратился с просьбой о помощи. Шариф Хусейн, брошенный союзниками на произвол судьбы, чтобы избежать кровопролития, вынужден был отречься от престола в пользу своего сына Али.