Стремление к героизму будет вознаграждено

Герц Джеймс

Юноша встал из-за стола и на ватных ногах пошел на выход. Он чувствовал, что поступает неправильно, что в чем-то желающие забрать себе престол Фауды правы. Как Гладетисы и в частности Император Реираг смогут защитить страну от зарвавшихся адрагонцев, если допустили появления столь могущественного рода, способного свергнуть их, прямо у себя под носом? Не правильней ли отдать бразды правления тем, кто способен отстоять свои земли, кто имеет достаточно верных подданных, чтобы пресечь диверсию еще в зародыше? Реирагу стоило бы снять корону с головы и принять титул князя или маркиза, оставшись править клочком земли где-нибудь

на задворках государства. Это унизительно, многие люди, в том числе его бывшие приближенные, будут еще долго насмехаться над ним за трусость, но в конечном итоге история запишет имя нынешнего правителя как героя, пожертвовавшим всем ради спасения людей. Однако этим миром правит далеко не самоотверженность.

Линур прошел вслед за коснувшимся его мужчиной через неприметную дверь и оказался в коридорчике с широкими окнами, ведущим к уборной.

— В святом месте, — с презрением посмотрев на собравшихся у дальней стены заговорщиков, пробубнил себе под нос Лир, — хуже и не придумать.

Он быстро вытащил из-за пазухи сделанную утром ткань с вырезами для глаз и рта и нацепил ее на лицо, получив нелепую, но не самую плохую маскировку от сообщников и самого Харрафа. Для лучшей конспирации Линур снял накидку и бросил ее в угол, оставаясь в одном камизе, что ранее не показывал ни в лагере, ни на пиру.

Подойдя поближе, Лир смог лицезреть лежащих на полу бездыханных стражников, поставленных самим воеводой или одним из дружинников для поддержания порядка даже в таком личном месте, как нужнике — с задачей солдаты не справились, умерев так быстро, что не издали и звука. Теперь Фауда от меча в груди отделяла лишь хрупкая деревянная дверь, которую пятерка безликих мужчин в мешках на головах вот-вот собиралась выбить. Один из них, с золотыми кольцами на пальцах, прикоснулся к косяку правой рукой, в другой держа клинок, и одним резким движением с применением способности отворил проем, сорвав простенький механизм с петель. Разлетевшиеся в стороны доски и осыпавшаяся с потолка и стен каменная крошка предательски закрыла убийцам обзор, отчего те не успели среагировать на мимолетное движение готового к нападению Харрафа, тут же лишившего головы их клеврета.

Незамедлительно развернувшись, избегая ответных ударов и заклинаний, Харр выпрыгнул в окно, разбив мутное стекло плечом с разбега, и оказался в скрытом от лишних глаз массивными деревьями и пышными кустами саду. Рассыпавшиеся по земле осколки оставили ссадины на его лице и серьезно поранили бедро, откуда теперь сочилась кровь — убежать ему не удастся. Преследователи пролезали через оконную раму аккуратнее бородатого князя, стараясь не порезаться, однако снаружи замка все равно были уже через считанные секунды.

Харраф не узнавал одежду покусившихся на его убийство людей, хотя очень хотел бы понять перед смертью, что за аристократы решились на такую беспрецедентную наглость: он не обманывал себя ложными надеждами справиться со всеми или выстоять столь долго, что успеет подоспеть помощь, поэтому его единственным утешением станет высказанное перед всеми имя одного из заговорщиков. Это погубит последнего.

Глаза Харра судорожно пытались зацепиться хоть за какую-то деталь костюмов, что выдаст их владельцев, однако все было тщетно — за те мгновения, пока бояре занимали необходимые для одновременного удара позиции, он не успел соотнести ни одну личность с представленными

нарядами. Лишь собравшись отражать устремившийся в сердце меч, отпрыск Фаудов вдруг осознал: на пиру одетых в черное гостей можно пересчитать по пальцам.

— Ложный бастард! — вырвавшиеся в последний момент слова стали непреодолимой стеной для четверых мужчин и неожиданно временным спасением для Харрафа. — Поверишь ли, мы только-только гадали о причинах, по которым Либеро взял тебя под крыло. Луман предполагал, что ты темная лошадка, способная выбить с турнира любого из нас, но все оказалось куда проще — черный жеребец всего-лишь жалкий наемник, убивающий за деньги.

Лир стянул мешающуюся и, после рассекречивания его имени, бесполезную маску с лица; ожидавшие легкой расправы над гадившим князем аристократы колеблись, теряя драгоценное время, однако юноша, наконец, для себя все окончательно решил.

— Закончим задуманное, судари, — хладнокровно произнес он, применяя способность в виде белых всполохов, заплясавших вдоль всего клинка.

Его первый удар был отражен столь просто, что могло показаться, будто меч встретился вовсе не со сталью, а каменной стеной — растерянный Фауд попался на всегда срабатывающую уловку, выставив слишком прочный блок от якобы усиленной маной атаки, тем самым глупо подставившись под сбившее фиолетовую оболочку оружие с навершием в виде водной девы, принадлежащее одному из заговорщиков. Тем не менее Харраф обладал достаточной ловкостью и изворотливостью, чтобы свободной рукой, испачканной в собственной крови, коснуться лба противника, на какое-то время затмевая его разум.

В настоящем бою Линур участвовал лишь однажды, и происходящие тогда суматоха и кровавая баня были очень далеки от того, что он наблюдал прямо сейчас. Точные, мощные выпады выбивали искры, а обманные и нанесенные вполсилы удары улетали в молоко или скользили по кромке меча, как коньки по льду, не достигая конечной цели. Каждое движение бояр являлось частью давно выученной связки, поэтому сражение скорее походило на битву шахматистов, с каждым ходом продумывающих новые вероятности и свой следующий шаг, или изящный танец со спецэффектами в виде разлетающихся на кусочки оболочек и прочих способностей, нежели на запомнившуюся Лиру грубую схватку деревенщины и разбойников.

Сам Линур по большей части стоял в сторонке, лишь создавая иллюзию деятельности в бою и ожидая подходящего момента для реализации задуманного, который совсем скоро ему подвернулся.

Харр бился отчаянно, прикладывая максимум усилий, чтобы выйти из воды пусть не сухим, но хотя бы живым, и отчасти в этом преуспевал: несмотря на рассекший плоть на его предплечье вражеский клинок, только что он нанес владельцу последнего смертельный удар, проткнув тело мужчины насквозь через мечевидный отросток и тем самым сократил количество своих противников до трех.

Осознав, что лучшей возможности уже не будет, юноша решился действовать. Использовав ману, левой рукой он запустил им уже излюбленный кинжал в полет. Оружие направилось прямиком в сторону скрывающего лицо человека и беспрепятственно пробило тому глотку — алая кровь из разрезанной артерии начала хлестать во все стороны под аккомпанемент захлебывающегося в собственной юшке сообщника Лира. Его же клеврет, последний из выживших, не успел и опомниться, как Албус пробил грудную клетку того, пронзая сердце.