Стремянка в небо
Шрифт:
Под дверью раздалось тоненькое повизгивание. Петя уже с полчаса наблюдал кончики рыжих лап, торчащих в щель между дверью и полом, но, надо отдать должное, овчар дисциплинированно дожидался разрешения хозяина войти. Только сейчас, почувствовав, что люди расходятся, он позволил себе показать, как соскучился по любимому хозяину. Пусть не видел его всего-то пару дней.
Петя улыбнулся:
– Можно!
В комнату ворвался черно-рыжий вихрь с пропеллером хвоста.
Шум получился больший, чем мог предположить Петя. Еще и через месяц деревню наводняли чужие люди на красивых машинах. Каждый деревенский житель подписал бумагу, что обязуется хранить государственную тайну, буде таковую узнает.
Правду он рассказал только Арменычу. На предупреждение Антона Павловича он наплевал. Во-первых, старик почти до конца участвовал в этом деле и заслуживал знать, а во-вторых, Петя был уверен на все сто, что тот никому не расскажет. Даже Катерине Павловне. Впрочем, старик был хмур, рассеян и слушал петины рассказы с несколько искусственным интересом. Пару раз, во время привычно-душевных посиделок на кухне, Петя прямо спрашивал, не случилось ли чего, получал отрицательный ответ и отступал, понимая, что Арменыч все равно не признается.
Наконец, чужаки схлынули, однако сонное оцепенение в деревню не вернулось. На обломках событий, если можно так выразиться, остались Антон Павлович со своей командой. Они заняли бывший двухэтажный дом, который вначале был обиталищем петиных предков, потом, без ущерба переживши революцию и последующие, не менее бурные, события, превратился в магазин с библиотекой наверху. Или в библиотеку с магазином внизу. Кому как нравится.
Теперь на доме красовалась надпись золотом на черном: Государственная научно-исследовательская организация аномальных объектов (ГНИОА). Она вызывала уважение своей солидностью и навевала нестерпимую скуку. Впрочем, на двери красовался листок бумаги, на котором от руки крупно было написано: Экскурсии. Недорого. Обращаться к Петрову Ивану Харитоновичу (второй этаж вторая дверь направо). Желающих пока не было, но Антон Павлович туманно заявил, что они над этим работают.
Жители, у которых отняли магазин, вначале зароптали, но когда в деревне появилась бригада смуглых молчаливых людей, по виду явных работяг, притаились, наблюдая. Работяги по-русски говорили плохо, но зато хорошо работали. Буквально за месяц на месте пустыря, удачно расположенного чуть ли не в центре деревни, встал новый магазин. Был он одноэтажный, на вид не такой солидный, как прежний, но зато сверкавший евроремонтом.
Незамеченной за осенним переполохом, подкралась зима. С серого неба уже неделю сыпал снег, грозя завалить деревню по крыши. Петя исправно ходил на новую работу под завистливыми взглядами односельчан. Там он кипятил чайник и садился читать очередную порцию отчетов Спецотдела за 19 лохматый год. Отчеты в пожелтевших канцелярских папках были пухлые и пыльные. Парень диву давался, сколько, оказывается, таинственных событий происходило в те времена в стране. Также свозили его посмотреть на труп пришельца, который хранился на секретной базе. На Петю он впечатления не произвел: засохшая тушка со страдальчески приоткрытым ртом и огромными глазами с черной радужкой. Он вызывал не трепет, но жалость.
В промежутках между чтением отчетов Петя пытался восстановить заглохшие способности. Безрезультатно. Антон Павлович объяснял, что, скорее всего, причиной тому стала сила спонтанного выброса и последующее истощение. Нужно было подождать, отдохнуть... (Приказ отдохнуть был отдан категорическим тоном. А приказы, насколько Петя понял, в этом заведении не обсуждались.) И только потом, медленно и осторожно, пробовать вернуть утраченное. Причем только малую часть, учитывая неумение управлять оными способностями вкупе со слабостью человеческого тела. Сначала Петя так и поступил - ждал и отдыхал, отдыхал и ждал, но потом ждать и отдыхать надоело. К тому же он слишком скучал по тому яркому миру, который однажды ему открылся. Он пробовал вновь и вновь, но сигарета не зажигалась от взгляда, а ручка отказывалась парить в воздухе. Помог случай. Ярким утром, он решил покурить на крыльце своего дома. Открыл дверь... И едва успел прикрыться рукой - прямо в лоб ему летел снежок. Ожидаемого удара не последовало, вместо него раздался обиженный вопль:
– Так нечестно!
Убрав руку, он увидел, как брать Митька потирает покрасневший лоб.
– Совсем офигел?
– поинтересовался Петя.
С некогда старшим братом он обращался без всякого пиетета. Мог и подзатыльник отвесить в воспитательных целях. Про себя он никак не мог привыкнуть, что Митька, тот самый Митька, некогда казавшийся взрослом и даже стариком, был теперь для него совершеннейшим сопляком. А иногда ему приходило в голову, что вернувшийся с того света парень заново пробует жизнь на вкус.
– Я же в шутку!
– Хороша шутка! А если б глаз выбил? Восемнадцать лет, а ума нет.
– Ты тоже хорош, - пробурчал парень.
– Вон как мне в лобешник заехал! Теперь шишка будет.
– Не будет, не ври, - отмахнулся Петя и спохватился:
– Кстати, как это я так ухитрился?
– Не знаю, прикрылся рукой, а потом снежок к-а-к полетит обратно! И прямо мне в лобешник, - Митька снова потер пострадавшее место.
– Наверное, кистью отбил. В общем, тебе видней.
– Ну да, кистью, - согласился Петя, - Хватит фигней маяться, иди уроки учи (Митька в поте лица готовился к поступлению в текстильный техникум города Орехово-Зуева. Документов, правда, у него пока не было, но Петя обещал поговорить с Антоном Павловичем.)
Про себя он отлично знал, что никакой кистью он ничего не отбивал. Просто внутри вспыхнула знакомая слепящая судорога.
Он осторожно огляделся. Мир не изменился. Он был прекрасен, каковым и полагается быть миру в погожий зимний денек, но попытки вобрать в себя Петю не делал.
– Показалось, - решил парень и достал из кармана пачку "Золотой Явы". Выбив из нее сигарету, он еще пошарил в кармане... В другом... Спичек не было.
– Эх, - вздохнул он и повернулся, было, к двери, чтобы пойти за спичками, забытыми на столе.
"А почему бы нет?"
Петя взглянул на кончик сигареты, желая, чтобы она зажглась. И сигарета подчинилась! Сначала, словно нехотя, пошел дымок, закоричнивел край бумаги, а потом появился полноценный уголек. Дальнейшие свои действия, кроме как прилипчивой митькиной дурью, Петя потом объяснить не мог. Забыв про сигарету в руке, которая так и продолжала тлеть, он влетел на кухню и с криком "мама, смотри, как я могу!" уставился на микроволновку.
Треснуло, грохнуло, и купленная полгода назад печь окуталась клубами черного дыма.
Мать, собиравшаяся что-то спросить, сначала замерла, открыв рот, а потом, схватив полотенце, от всей души перетянула сынка по спине.
– Хулиган!
Петя медлить, а тем более оправдываться, не стал. Увернувшись от следующего удара, он рыбкой сиганул в сени и дальше, службами, на задний двор. По опыту он знал, что мать отходчива, но под горячую руку ей лучше не попадать. Так и получилось. Спустя пусть не пятнадцать, а двадцать минут из низенькой двери, ведущей на задний двор, выглянул ухмыляющийся брательник. Поозирался, и громко произнес в пространство: