Стрингер. Летописец отчуждения
Шрифт:
– Со вторым что делать?
– спросил «монолитовец».
– Не понял.
– С напарником твоим.
– А! Не знаю, - пожал плечами Алексей, - Я спрошу. А его можно завтра с собой взять?
– Конечно. Вы там решайте. Извини. Сейчас молитва начнется.
– Постой. А одежду дадите?
– Я все позже принесу. Из запасов спецов.
– Мне полегче что-нибудь. Еще плащ и баллончик с белой краской. Хорошо?
Стрингер входил во вкус. Покровительство со стороны шизанутого Полковника - занятная вещь. Пользуйся, пока дают. А блондинчик этот, нравился все больше и больше. С бытовой, так сказать, стороны.
– Попробую, - бросил
Смертин вернулся к себе в комнату. В очередной раз оценил масштабность, беспорядка, отшвырнул ногой в сторону несколько развалившихся учебников и устроился на целой горке книг. И Ленин тут был, и история КПСС и «Мальчиш Кибальчиш», которого теперь даже в Интернете днем с огнем не сыщешь. Теперь их не запирали, но, насколько он знал, Рябой выйти не пытался. На ободранной стене вырос какой-то красненький пупырышек. Мелкий совсем, но глаз раздражал. Стрингер потянулся было ладонью.
– Не трогай!
– предостерег его сталкер, - Грибок может быть заразен.
– Спасибо, - отдернул руку Смертин.
– Я вот все думаю… - неожиданно начал Рябой. Алексей про себя облегченно вздохнул. Нужно было найти тему для разговора. Сталкер вызвался сам, - Сидишь так перед «мясорубкой»… И размышляешь… Одно движение и все. Труп. Живого места не останется. Но при этом всегда есть выбор. Прыгать или сидеть дальше. Фантазируешь, конечно… Точно знаешь, что есть выбор. А еще знаешь, что не прыгнешь. Вот приставили баян к башке и сказали, щас сдохнешь. И нету выбора. Нет, хоть тресни. И каждая клеточка в тебе вопит. Сердце из груди рвется. Все. Щас нажмет и все. Тю-тю. И никогда не вернешься. Не увидишь деревья, звезды, да все, что вокруг. А внутри так сжимается мерзко… И не узнаешь, что будет дальше… Блин… Никогда… Я готов был душу продать. Честно…
Рябой ловко запрыгнул на подоконник, усаживаясь поудобней. Никакой мебели им так и не принесли.
– Особенно, когда Петро увидел… Кровищу, глаза… Вещи отдали?
– он, наконец, обратил внимание на рюкзаки.
– Нас отпускают.
– Правда?
– не веря своим ушам, спросил сталкер, - Мы же их базу видели…
– Тут дело одно есть.
– Д-е-л-о, - Рябой тягуче просмаковал слово, задумавшись о чем-то своем.
– Ну так что?
– А?
– Дело, говорю, - повторил Смертин.
– Ты знаешь. Не хочу я больше никаких дел. Хочу за периметр. Навсегда… Есть один алкаш в Богданах, так я раз к ним на базар приезжал и нажрался с ним… он, оказывается, по Зоне лет пять шлялся. Так вот он по-пьяни сказал, что Зона, как сладкая нимфоманка-любовница. Трахает крепко, но до потери пульса. Синерылый этот - полный псих, а как нажрется, так мозги возвращаются… Нормально начинает говорить, понимаешь, нормально…
– Один мой приятель-сталкер говорил тоже самое. Мол, возвращался и клялся больше в Зону ни ногой, - отвлекся от темы стрингер.
– И?
– Его убили. В Зоне. Недавно. Короче, я завтра выхожу с «монолитовцами». Они провожают меня до последнего для репортажа объекта. Почему, я так и не понял. Люди все незнакомые, а тебя я знаю. Обещают снаряжение и оружие. Я прошу тебя пойти со мной.
Алексей одновременно старательно изучал камеру на предмет неисправностей. Поломался только фонарь подсветки, но это не страшно. Зато «Benelli» вычистили. Подумали, наверное, что с концами экспроприировали, ироды.
– «Монолит» - ублюдочная группировка. Шизики они, - пробурчал Рябой, - Не знаю, отчего такое милосердие. Скорее всего, они используют тебя
– Пусть так. Но этим надо пользоваться. Ну так как?
– А у меня есть выбор?
– Уйти, - коротко ответил стрингер.
– Ага. Это ты важный для них фазан, на тебя засаду ладили. А меня дальше дистанции выстрела снайпера не отпустят.
– Значит выбора нет.
7.
– 05.27 по Москве, 24 августа 2031 года. За время последнего стэнд-апа много чего случилось. Вик умер. Это стало для меня самым страшным ударом. Он не был ни другом, ни старым приятелем. Но хоронил я его, как брата. Потому что он, как и я сопротивлялся. Не дал сожрать себя изнутри, хотя был близок… Но… это мое понимание. Вполне возможно, Зона на каждого воздействует по-своему. Кто-то сходит с ума, кто-то превращается в бездушную машину убийства, другие собираются в кучи и начинают одновременно и сразу верить в одну цементирующую их идею. Это такой способ защиты. По одиночке они просто не выживут. Меня же Зона постепенно вгоняет в ступор. Жесткий и гнетущий. После смерти Вика, я на время даже себя потерял. Некоторые свои действия помню смутно. Перед глазами пролетают лица… и умирают. Смерть уже другая. Она естественна и неотвратима… Смерть, как состояние жизни.
Рассвет может производить разное впечатление. Возрождение жизни, торжество света - все это для неженок романтиков. Загоните таких на десять хмурых осенних дней в тайгу, а потом спросите. И они, тяжело вздыхая, ответят, что рассвет - это боль. Иллюзии сна уходит, оставляя место только дикому холоду, непереносимой тяжести во всем теле и единственной мысли: «опять». Отгородившись крепкой стеной цивилизации, люди забыли, что значит ежедневно выживать. Они стали неконкурентоспособны и слабы. Отруби электричество, воду, общественный транспорт, телевидение и они умрут в собственном дерьме, непонимающе хлопая глазами и тупо щелкая выключателями. Люди сами загнали себя в этот капкан. Любая ловушка ждет только удобного часа, чтобы захлопнуться, поставив жертву перед фактом. Умри, либо барахтайся. Волки в таких случаях отгрызают себе ногу. А сможет ли человечество что-нибудь раз и навсегда от себя отторгнуть? Ответ очевиден.
Этот рассвет дался Смертину тяжело. Всю ночь его мучили мерзкие мысли, не давая погрузиться в успокоительное беспамятство. Какая-то мешанина. Несвязная, глупая и пугающая. Окончательно в чувство привел только грохот пулемета во дворе. Суматоха быстро стихла, но он решил вставать.
Стрингер записал стэнд-ап. Затем аккуратно разобрал «Benelli», проверяя пусковую пружину и затворный механизм, счистил легкий налет ржавчины внутри. Капризная «машинка». Воду переносит крайне плохо, как и некачественные боеприпасы. Все-таки Зона добралась и до ружья. На прикладе он заметил глубокий скол. Ствол блестел - сектанты постарались.
Громко хлопнула дверь. В комнату с ворохом вещей влетел растрепанный блондинчик. На щеке застыла сукровица.
– Быстро собирайтесь, - бросил он, ничего толком не объяснив, и исчез.
Как Алексей и предполагал, им впарили обычные желто-черные комбинезоны, которые носили практически все сектанты. Вместо плаща - АЗКшная накидка с неудобным, постоянно лезущим на глаза капюшоном. Из оружия, Рябого снабдили видавшей виды M-16, запасным магазином, помятым бумажным пакетиком патрон россыпью с рожицей Рональда МакДональда и ПМ-мом. Смертину тоже перепал пистолет, но он отдал его сталкеру.