Стриптиз Жар-птицы
Шрифт:
– Жозя! – изумленно пробормотала я. – Скажи, что Алик врет!
Старуха не издала ни звука.
– А ей говорить нечего, – заметил сын, – зато я могу сообщить, как обстояло дело. Дана слегла с мигренью, свекровь, которая тщательно скрывала от невестки свои выезды в город, сочла день вполне благоприятным для поездки в Москву. У гаража есть два выезда, один прямо в лес, вот маменька им и пользовалась.
– Захаркина говорила о каком-то мужике с бородой, в кепке и очках, который носится по проселку и один раз чуть не сбил ее! – воскликнула я.
– Вот, вот, – закивал Алик, – правильно! Продав
– Звуки, которые слышали Вера Расторгуева и Олеся Филимонова! – закричала я. – Они не видели друг друга, но уши их отлично работали. Вера рассказывала про «ба-бах», ей показалось, что упал матрас. Расторгуева присмотрелась, заметила кучу тряпья, которая оказалась Даной, и кинулась к Грибкову. А Олеся Филимонова, появившаяся на месте преступления буквально через несколько секунд, уловила странный скрип, подняла голову, и ее взору предстали покачивающиеся створки мансардного окна.
– Его только что распахнула Жозя, – кивнул Алик, – поэтому рамы и качались. Но никто не заметил несостыковок, и пошла гулять версия о падении из окна. Мамахен схватила чашку, развела в ней арабику, положила в кофе рецитол и вылила напиток в туалет, позаботившись, чтобы на дне осталась малая толика – для анализа. Все складывается, как детский пазл: у Даны мигрень, она выпила лекарство, ощутила приступ удушья, открыла окно… Да кто угодно подтвердит, все знакомые в курсе: Гарибальди мается головой, и ей в момент обострения недуга постоянно требуется свежий воздух.
– Врач в клинике! – ахнула я. – Она сказала: «Насколько я могу понять, падение было горизонтальным, оно менее тяжелое и напоминает транспортную травму». Значит, у опытного доктора зародились некие сомнения, но ведь ее дело лечить, а не думать, где пострадавшая изуродовалась. А еще реаниматолог рассказывала о «вколоченных переломах». Мне стало плохо, и я перестала ее слушать.
– Антонина старательно заметала следы, но совершила много ошибок. Забыла, что Дана не пьет кофе с сахаром, – сказал Алик, – к тому же вытерла чашку, но ведь на ней, по идее, должны были остаться отпечатки пальцев невестки. Еще, бросив в чашку рецитол, она унесла и положила в аптечку упаковку с лекарством. Ты, Виола, не заметила этой оплошности. Странно: если Дана приняла лекарство в момент мигрени, то даже она, патологическая аккуратистка, не пошлепала бы на первый этаж.
– Я же думала, что Гарибальди убили!
– Ага, – кивнул Алик, – принято. Но Антонина-то тут как раз и прощелкала! Ей, если она хотела убедить всех, что произошел несчастный случай, следовало оставить рецитол на самом виду. Вот, мол, глядите, Дана таблеток наелась и выпала из окна. Ошибка, мамахен! Кстати, Вилка, ты тоже хороша – разбрасывалась по всем направлениям, хваталась за одну версию, не отрабатывала ее до конца, цеплялась за другую!
– Ты рассуждаешь прямо как мой бывший муж-мент, – огрызнулась я, понимая справедливость упреков Альберта.
– В принципе мне все ясно, кроме одного, – продолжил он. – Почему мамуля решила убить свою обожаемую Даночку? У них же любовь возникла с первого взгляда. Мамаша вечно Данку на меня натравливала. Я, конечно, дурак. Пару раз позволил себе намеки про птичку. Вот Жозя и сообразила: я кое-что знаю. И развела нас. Хитрая змея! Понимала: одной ей, без помощницы, не выжить, вот и вцепилась в Дану.
– Погоди, Альберт. Твоя жена Лида знала про птичку из платины, ты рассказал ей историю про ювелира Таисию, мать Матвея Витальевича, которая…
Бывший муж Даны усмехнулся:
– Мне с бабами всегда везло! Цену Лидке я знаю, вот только не предполагал, что она птичку спереть решит. Они с Клавкой, с тещей моей замечательной, жадны до опупения.
– Зачем же ты на ней женился? – не к месту спросила я.
– Денег нет домработнице платить, – хохотнул Алик. – Зачем самому стирать, готовить?
– Понятно, – кивнула я.
– Ничего тебе не понятно, – окрысился наш «великий писатель». – Лидка откуда-то про птичку разузнала и ну меня компостировать: где богатство? Вот я и придумал для нее сказку. А хорошо получилось! Бабка Таисия и правда из дерьма ювелирку ваяла, в строку моя выдумка легла. А чего еще было Лидке наплести? Правду про папеньку сообщить? Сказать: он убийца, фигурку украл у Бирка? Ну вы, бабы, все дуры! Слушай, Вилка…
– А? – вздрогнула я. – Что?
– Помнишь историю с дверью?
– Какую?
– Ты заперла вход в бойлерную, а Жозю туда утром невесть зачем понесло, и она якобы случайно сломала дверь.
– Да, верно!
– Брехня! – отрезал Алик. – Предполагаю, ситуация была иной. Мамахен ночью пошла в гараж – ей надо было утопить «запор», на машине ведь имелись следы наезда на Дану. Конец любимому авто! Небось загнала его в болото, в лесу. Ты ведь не заходила к ней в спальню накануне вечером?
– Нет, – прошептала я, – заперла все двери и легла.
– Ну супер! – захохотал Алик. – Вляпалась маманька! Вернулась она через окошко в бойлерную, утопив несчастный «Запорожец», а дверку-то не открыть! И как поступить? Пришлось вышибать кусок деревяшки, она и правда на соплях держалась. Но Вилка утром заметит дыру! Вот она и придумала: села у лестницы, в руках ошметки фанеры с ручкой. Ай-ай-ай, дернула сильно и отлетела к ступенькам… Так?
– Угу, – кивнула я.
– Идиотка! – завопил Алик. – Лестница-то сбоку! Что же ее на пять метров отбросило и в сторону развернуло? Вилка, очнись! Сломай старая хрычовка створку по-настоящему и упади при этом, осталась бы лежать у косяка.
Я заморгала. Действительно!
– А потом она погулять пошла, да? И обнаружила пропажу автомобиля?
– Точно, – шепнула я.
– Горшок получил крышку! – взвизгнул Альберт. – Но вот ведь хрень… Зачем она хотела убить Дану? Та ж ей верно служила.
– Неблагодарная скотина! – вдруг громко произнесла Жозя. – Решила меня шантажировать, меня, которая дала ей счастливую жизнь! Небось следила за свекровью, гараж открыла, когда я приехала. Такую морду скорчила… Жадная дура! Из-за пяти тысяч долларов все потеряла. Надеюсь, она таки сдохнет.