Стриптиз Жар-птицы
Шрифт:
– Письмо! Вы нашли конверт! – закричала я, вскакивая на ноги. – Анонимное послание, да? Но почему вы решили, что его автор Дана?
Жозя откинулась на спинку дивана.
– Боже, как вы все глупы и жадны! А кто еще знал о смертоносных птицах? Только Дана. Я предупредила ее, что к их клетке даже приближаться нельзя. Сказала: есть коллекционеры, которые покупают ядовитых птиц, мне в кайф их разводить, но это незаконное занятие, молчи, девочка. А она решила заняться шантажом. Когда я увидела, что железные ворота гаража поднимаются, а снаружи стоит Дана с брелоком-пультом… Я сразу все сообразила! Она решила подзаработать и специально свекровь подкараулила! А раз так, то и получи по заслугам.
– Вы фатально ошиблись, – выдавила я из себя. – Очевидно, Дану отпустила мигрень, и она захотела развеяться. А письма рассылали Андрей и Маша Грибкова. Горе-исследователи, психологи-дилетанты! Вот откуда взялся на дорожке брелок – его выронила сбитая вами Дана. В больнице она, мне медсестра рассказала, произнесла перед операцией слова: «забор» и «птичка». Я подумала, что Дана волновалась о вас, а на самом деле она пыталась сообщить имя своей убийцы. Под «птичкой» она точно имела в виду вас, Жозя. И не «забор» пролепетала она, а «Запорожец». Но медсестра неправильно ее поняла.
– Лучше молчи! – огрызнулась Жозя. – Тебе вообще не следовало тут оставаться. Чего домой не укатила? Сука! Решила архив Матвея Витальевича продать? Я-то наивно полагала, что ты потолчешься тут и надоест тебе из себя мать Терезу корчить. А ты на наследие Колоскова губы раскатала! Спасибо доброму человеку, твоему бывшему мужу, позвонил, рассказал о твоих планах.
– Олег? – чуть не упала я. – Вы беседовали с Куприным?
– Именно так он и представился, майор Олег Куприн, – кивнула Жозя. – Я сначала засомневалась, но потом спряталась в кабинете мужа за занавеской, гляжу – ты входишь. Постояла немного и убежала. Следовало тебя наказать, сучонка! Жаль, конечно, было птичку на тебя тратить, да другого выхода не было. С лестницы пихнуть или лекарством угостить опасно, еще менты насторожатся, а сердечный приступ в самый раз.
– Я не собиралась брать архив!
– А в кабинет зачем поползла?
– Думала там найти бумаги… список жертв Колоскова… Я ведь уже знала, что он был убийцей, киллером… – заблеяла я.
– Мой муж работал там, куда его послали! – гордо выпрямилась Жозя. – Трудился на советское государство! Не всегда можно было арестовать и прилюдно судить таких сволочей и предателей, как Феликс Бирк. Народ его выучил, вырастил, дал квартиру, работу, и какова его благодарность? Организация «Путь к свободе»? Подобных ему следовало давить! Идиот полагал, что сумел соблюсти тайну. Ха! Его просто не трогали, хотели выявить всех антисоветчиков, а когда их вычислили, Бирку и пришел каюк. Я всегда исполняла приказ! Вот только один раз дрогнула, взяла платиновую птичку, которую мерзавец вез с собой. Очень уж она мне понравилась! Но я была честна, призналась вышестоящим в проступке. А мне сказали: «Товарищ Колоскова, вы имеете право на небольшое вознаграждение, оставьте фигурку себе. Но более не совершайте подобных ошибок!»
Вот какие там раньше служили люди. Благородные, сердечные. Кретинку Жанну, жену Феликса, не тронули, посчитали неопасной. Мы убирали только врагов! Разве можно было открыто судить Бирка? Западная пресса в голос завыла бы, как уже бывало не раз. А тут инфаркт…
Алик вытер лоб рукой.
– Что значит «я всегда исполняла приказ»? Киллером был отец.
На лице Жози засияла широкая улыбка.
– Ты всегда был дураком, сыночек, – заявила она. – Матвей Витальевич великий ученый, лучший человек на свете, алмаз среди кирпичей. Но он очень раним. И когда ему надо было принять решение… он не мог… нет, не мог… мучился, плакал… и тогда я встала на место супруга. Я так любила его и не бросила бы ни в какой ситуации. Матвей очутился в сложнейшем положении, он находился на грани самоубийства, и тогда я подставила мужу плечо. Это было страшно лишь первый раз, но потом стало отработанным действием: плащ, борода, усы, очки… В мужчину превратиться легко. Я была счастлива, заслоняя великого Колоскова, гордилась собой! Тебе, Альберт, маленькому, злобному таракану, не понять нас, любивших страстно, занимавшихся наукой с полной самоотдачей. Нынче таких людей, как Матвей Витальевич, нет. Одна шушера кругом – Альбертики, Виолы… Жадные твари! Это я садилась в поезд, а потом исчезала на маленьких полустанках… Да ладно, подробности сейчас никому не нужны. Мы и за границу ездили вместе, помогали товарищам из других стран. Но Матвей Витальевич имел право проводить за рубежом научные исследования. Он никого не тронул! Миссию санитара вместо него выполняла я! Но все было давно. Очень давно. И ведь, когда я поняла, что ты, мой сын, кое-что разнюхал, я тебя пощадила, оставила тебе квартиру и уехала с Даной. Нет бы притихнуть! Но тебя разъедает злоба. А еще ты в глубине души знаешь: отец был велик, а яблочко у яблони оказалось гнилое. Ты всегда это понимал, оттого и ненавидел нас, вынюхивал, подсматривал, делал выводы… Следовало сказать себе: «Я гадок! Господь наградил меня гениальным отцом, мне же хотелось иметь папу-дурака». Ты жалок! А Дана? Захотела пять тысяч долларов… тьфу!
– Твою мать! – неожиданно высказался один из молчавших до сих пор парней. – Ну и бабка!
Жозя поднялась с дивана.
– Пошли, – скомандовала она парням в спортивных костюмах, – мне необходимо переодеться.
Когда Колоскову увели, меня затрясло, как былинку на ветру.
– При чем здесь Куприн? – лязгая зубами, спросила я. – Он ничего не знал, мы уже давно не общаемся. И потом, он не мог представиться майором, потому что получил три месяца назад очередное звание. Тут какая-то лажа.
– Это я звонил, – прохрипел Алик. – Назвался Олегом, хотел подначить мамахен, знал, что ее приведет в бешенство сообщение о желании украсть бумаги Матвея, и она пустит в ход одну из своих птичек.
– Значит, на живца ее ловил? – тихо спросила я. – А я, глупая, так удачно заглянула в кабинет профессора. Ну тебе повезло! Я могла направиться в свою спальню, тихо лечь под одеяло и…
– Ага, – кивнул Алик, – здорово получилось!
– Подонок! – не выдержала я.
– Эй, потише! Я сразу понял, кто виноват в смерти Даны.
– Она жива!
– Временно, – отмахнулся Альберт.
– Мерзавец! – не успокаивалась я.
– У меня был шанс поймать жестокую убийцу, и я им воспользовался, – парировал Альберт. – Ты же не пострадала. Мамулей займутся специалисты. Сначала будет следствие, потом суд… Она это заслужила.
Из коридора внезапно послышался шум, потом крик.
– Серега, не подходи, перчатки надень!
Я, забыв про Альберта, выскочила из комнаты и побежала на голос, доносившийся из спальни Жози.
Старуха лежала на спине, широко раскинув руки и ноги.
– Что с ней? – заволновалась я.
– Не приближайтесь! – приказал блондин. – Вон там, на груди…
Я присмотрелась повнимательней – блузку Жози украшали яркие перья.
– Она подошла к стене… – выдавил из себя рыжий парень, – мы ахнуть не успели… Там клетка стояла, за ширмой на столике ее не видно. Хвать птичку, поднесла к лицу и сказала: «Ну вот, Матвей, я снова с тобой!» Затем в голову ей вцепилась, та заверещала, крыльями забила…
– Умерла! – с отчаяньем воскликнул Алик, вваливаясь в спальню, – Обманула меня! Ушла! Убежала!
Я еще раз посмотрела на Жозю. На лице умершей сияла улыбка. Наверное, можно было посчитать ее предсмертной гримасой, но мне отчего-то показалось, что старуха сейчас очень рада. Конечно, она очутится в аду и ответит за все совершенные преступления, но там, в когтях дьявола, давно находится и Матвей Витальевич. Надеюсь, черти догадаются рассадить их по разным котлам, а то Жозе даже горячая смола в компании с любимым покажется благоухающей ванной.