Строгий режим
Шрифт:
— Ну-да, — кивали головой все.
— Ну так он и присмотрел, — со злобой процедил Протас. — Сам её приватизировал за моей спиной, пользуясь тем, что я до неё добраться не могу, а сам прямо в хату к ней, бля, заходит. Может и на свиданку уже выдёргивал и вставил уже…
— Ни х…я, — покачал недоумённо головой Тёплый. Остальные даже сказать ничего не смогли, но вид у них был такой же.
— Вот вам и ни х…я, — процедил сквозь зубы Протас. — И чё, как сами считаете? Приемлемы такие поступки в наших кругах?
— А ты денег ему загнал уже?
— А ты точно это знаешь, что он её оприходовал? — стали засыпать его вопросами пришедшие в себя сокамерники.
— Засадил или нет, не знаю, — ответил Протас, — но то, что уже крутит с ней это точно, подруга
— А подводить кто будет, Паха? — рассудительно спросил Спасской. — Ты уверен, что сможешь вывезти эту тему? Солома-то повидал, бля, в этой жизни, к тому же он в авторитете…
— Да, он-то, как говорится, Крым и рым уже прошёл, — подтвердил Тёплый. — Он тебя может перекусить по базару…
— Так я про что вам и толкую, — поднял палец Протас, — надо вместе подумать, кого мы можем рекомендовать хозяину смотрящим. Подтянем его в хату, объясним ситуацию, он ещё людей подключит… Кто ещё у нас на тюрьме есть из авторитетных, кроме Вагита? Желательно на нашем этаже.
— А почему кроме Вагита? — спросил Тёплый, передавая кружку с чаем дальше.
— Да потому что он Соломе в рот смотрит.
— Ничё подобного, — воспротивился Тёплый. — Ты чё, его знаешь, что ли? Я его лично знаю, он справедливый. Правда, когда пьяный, не очень… — сразу оговорился Тёплый, но тут же добавил: — Но за косяк предъявит любому, и Соломе тоже.
— Бага ещё сидит, правда выше, в сто четвёртой, — вдруг вспомнил Соловей про ещё одного авторитета до этого молчавший.
— У Баги тубик, его в семь восемь не переведут, — покачал головой Тёплый. — Лучше с Вагитом побазарить, его и затянуть легче, на одном этаже с нами сидит.
— А почему ты думаешь, что хозяин тебя послушает? — вдруг спросил Спасской Протаса. — Это что, он решает, кто смотрящим будет?
— Не без его участия точно, — убедительно кивнул головой Павел. — Братва по-любому в курс ставит ментов, а без хозяина здесь ничё не делается. Я предложу ему перевести в семь восемь Багу или кого сейчас решим, тот подтянет туда ещё пару-тройку порядочных парней, кого сам знает. Со своей стороны гарантируем ему материальную поддержку, и причем бля не такую, какую сейчас Солома получает, что постоянно у нас что-то просит. Потом я делаю ему предъяву по своей теме, и Бага её там раскачивает. Но только лучше не Вагит, они с Соломой друзья.
— А ты уверен, что мы сможем стабильную материальную поддержку гарантировать? — с сомнением спросил Спасской. — А то я много в общак уделять не смогу, дела там без меня на воле не очень идут.
— Уверен, — жёстко ответил Протас. — У меня нормально дела идут. По крайней мере, будет стабильнее и надежнее, чем сейчас у Соломы грев, — с уверенностью сказал Протас, посчитав, что будет гораздо благоразумнее потратить те деньги, что собирался раньше передать Соломе, на его же собственное уничтожение. — Вы лишь бы нашу хату держали в достатке, а со смотрящим я разберусь. Но только с новым смотрящим…
Вид у Протаса был таким серьёзным и уверенным, что никто уже не сомневался, что он сделает всё возможное со своей стороны и даже зауважали его за то, что он будет разбираться за своё унижение до конца даже с таким человеком как Солома. Подумав ещё немного и отбросив последние сомнения Спасской сказал, смотря на Протаса и Тёплого:
— Тогда в натуре лучше не Вагита. Тут ещё ближе человек есть, в восемь шесть Немец заехал, только закрыли, земляк мой. Он Солому скорее всего и не знал, но в стойло его поставит, если будет за что. Давайте лучше его подтянем, ему я тоже буду помогать всем, чем могу.
— Чё-то я не слыхал про такого, — засомневался Тёплый.
— Авторитет, я тебе говорю, — уверенно заявил Спасской. — С полосатого освобождался недавно. Бродяга по жизни. Да и Солома за него знает, сам грев ему вчера загнал на встречу, когда Немец заехал. Ну так чё, подтянем?
Протас посмотрел на него внимательно и, вытянув руку, серьезно спросил:
— Вы со мной?
Все по очереди, начиная со Спасского, ударили по его руке.
Известие о том, что денег, вероятнее всего, не будет, расстроило Солому, но не настолько, чтобы спустить его с седьмого неба. Ольга не отталкивала его ухаживаний, а наоборот, шла навстречу. И от этого все остальные неприятности отошли на задний план, и даже пребывание в тюрьме сделалось не то что намного легче, а впервые за всю свою преступную и арестантскую жизнь ему не хотелось покидать эти стены. Он прекрасно понимал, что на воле жизнь гораздо лучше, но в этот момент его захлёстывало и переполняло неведомое ранее чувство, и покинуть тюрьму без Ольги он бы, наверное, не согласился.
За последний день он и сам заметил, что сильно изменился и мыслить даже стал немного иначе. Раньше он не испытывал никаких эмоций по поводу того, что добивается девушки своёго знакомого Протаса даже после того, как тот пообещал помочь с деньгами. Считая, что коммерсанты по жизни обязаны кормить бандитов, он относился к своёму поступку спокойно и в случае чего всегда нашёл бы, что сказать. Теперь же, когда Ольга уже искренне интересовалась его жизнью, он стал испытывать что-то вроде угрызений совести и даже хотел написать Протасу, что «так мол и так, извини, старик, так получилось». И даже известие о деньгах, вернее об их отсутствии, делало его положение хоть и более шатким в материальном плане, но зато более чистым перед Протасом и своей совестью, которая у него неожиданно проснулась. Он уже хотел было тут же взяться за ручку и написать ему маляву, понимая выгодность своего положения: окончательно насчёт денег якобы ещё не известно, и будет ясно только к выходным. Но Солома-то уже не сомневался, что денег не будет, просто Протас постепенно смягчает этот удар, чтобы он не был неожиданным. Вот на этом Солома и мог поймать Протаса на удобный момент, мол, ты извини, получилось так-то и так-то, а теперь ты уж решай сам, помогать мне деньгами или нет». Таким образом, он сам поставит его в неловкое положение, — если Протас не даст денег, получится, что он разозлился на Солому из-за бабы, что в этом мире не очень-то приветствуется. И чтобы не оказаться в таком неловком положении, Протас всё же может выделить ему хоть какую-то сумму. На памяти сразу всплыла история с 23-й зоны, где двое авторитетов были влюблены в продавщицу с зоновского магазина и не могли её поделить. Тогда дело дошло до поножовщины, хоть и без летального исхода. Маскировалось всё, естественно, под разборки по понятиям, потому что разборки из-за бабы не приветствовались и авторитеты долго искали друг за другом косяки. А когда одного из них увезли на больничку, второй пошёл на мировую и посылал ему гревы с довольно приличными суммами денег, лишь бы тот не поднял на МОБе вопрос о истинных причинах инцидента, о которых и так многие догадывались и спрашивали пострадавшего авторитета. Но поскольку тот молчал, то ли понимая, что и его тоже по головке не погладят, то ли не желая неприятностей своёму оппоненту, чтобы и дальше получать такие приличные гревы, то об этой истории вскоре забыли.
Не успел Солома реализовать свою идею и написать Протасу, как в голову вдруг пришло другое воспоминание, совсем свежее — Юрий. Все его мысли сразу перешли в другую сторону и ему сделалось не по себе. Ведь Ольга хоть и была, вроде, открытой и честной, но Юрий ещё совсем вот только что был её парнем. А может даже и не был, а есть. Солома сразу погрустнел и решил во что бы то ни стало узнать, как там обстоят дела. Общаются ли они сейчас и какие у них отношения. Но как это сделать? В открытую спросить у Ольги? А вдруг она с ним уже не общается, ведь он и сам говорил, что не пишет, и это будет только лишним напоминанием ей о нём? Если спросить об этом у Косы, так она наверняка расскажет об этом Ольге. Солома перебирал в уме другие возможные варианты и вспомнил, что в хате, где сидит этот Юрий, сам только недавно поставил ответственным Лешего. Но обращаться к нему в открытую с таким щепетильным вопросом не решался, а потому, подумав хорошенько, написал ему об этом так, чтобы тот ничего не понял.