Стройки Империи
Шрифт:
— Вас как зовут?
— Что вы сказали?
— Ну, вас как зовут? Меня зовут Виктор Сергеевич. А вас? Это для вахтерши. Если что, скажем, что вас должен был встретить мой знакомый, но его вызвали в командировку...
— Не надо. У меня есть паспорт. А зовут Соней, разумеется.
— Вы не похожи на соню.
— Софья. В честь Ковалевской. Родители хотели, чтобы я стала математиком.
— Получилось?
— Вы действительно меня не узнали? Я пою в группе "Деснянка". Соня Ларина. В группе прозвали "Софи Лорен", но я на нее ни капли не похожа. Что вы остановились?
— Нет, идемте скорее,
— Я же говорю, автобус ушел. Точнее, я на него опоздала, но это неважно...
— ...Господи, так вы ж простудитесь! — воскликнула вахтерша, когда Соня предъявила паспорт. — Вам надо срочно горячего чаю и в постель!
— Вот как раз чаем и будем поить, — ответил Виктор. — Искусство принадлежит народу, и народ не должен дать ему пропасть.
— Интересно, какую часть из этого совета вы собираетесь выполнить первой? — спросила Соня, когда они уже поднимались по гулкой лестнице, озаряемой скудным светом пятиваттных газосветных ламп: казалось ни в одной из реальностей призывы к экономии не понимали столь буквально, как в этой.
— Вас, наверное, уже дома заждались. Телефона нет, звякнуть, чтоб не беспокоились?
— Не ждут. И в этом смысле тоже.
— Не волнуйтесь, я не затаскиваю в постель мокрых, застуженных и голодных женщин. Даже если они так сексапильны.
Соня инстинктивно хихикнула.
— Интересно... А вначале вы не показались мне таким интеллигентом.
— Я не интеллигент, я технарь... Вот и наш этаж.
Квадратный метр прихожей казался входом в темную пещеру; Виктор пропустил Соню вперед и нащупал выключатель.
— Проходите в комнату. Туфли в душе на батарею, пусть сохнут.
Никелированный электрочайник в руке оказался слишком легок для чаепития вдвоем; Виктор сунул его в раковину. Лебединая шея смесителя исторгла из себя бурлящую струю.
"Она же, наверное, и не ела. Омлет с вермишелью пойдет? Это недолго."
Обернувшись, он увидел, что Соня сидит на корточках возле батареи, прижав ладони к теплому чугуну радиатора. Легкая строгая блузка темнела на лопатках, пропитанная дождевой влагой, и липла к коже, проявив сквозь себя узкие полоски бретелек; низ простой раскошенной юбки тоже набух от воды и соскользнул до середины бедер, открывая темную полосу резинки чулка. Виктор дотронулся до ее плеча, и почувствовал, что Соня дрожит. От прикосновения она резко обернулась.
— Я повесила пальто на плечики в душевой, с него внизу капает... — быстро проговорила она, левой рукой пытаясь вернуть непослушный край юбки на положенное ему расстояние не выше пятнадцати сантиметров от округлого колена.
— Вот что: вам надо срочно в теплый душ и переодеться в сухое. Горячую воду у нас пока не отключили.
— Какой душ, что вы говорите...
— Там внутри нормальная защелка. Сухое... тут в комплекте есть халат, я его не надевал, он должен быть чистый и глаженый. Попьем чай, высушим одежду утюгом. Вы умеете сушить утюгом, а то я не знаю, как с блузкой?
— Умею... Слушайте, какой халат, какой душ? Как это вы представляете, что я приду в дом к незнакомому человеку, пойду у него мыться, надену его халат... Мы ведь даже не на "ты", верно?
— Ну, если в этом проблема,
— Но... если кто-нибудь зайдет, и я в этом халате?
— Кто? Кто зайдет сюда во втором часу ночи? Женщина, не серди меня.
Он сунул халат в руки Соне и направил ее в сторону душевой. Мысли его обратились в сторону белой пластиковой дверцы холодильника. Экономия, похоже, относилась и к отоплению; Виктор вдруг почувствовал, что ему хочется чего-то горячего.
В кухонном шкафчике ему сразу бросилась в глаза блестящая банка растворимого кофе; она затмевала собой скромную пачку цейлонского, предлагая себя нахально и бесстыдно, как девушка легкого поведения из итальянских фильмов.
"Чего я жду? Нового Года? И кого на него звать?"
13. Пришедшие с холода
...Дверь в душевую снова распахнулась, и оттуда вырвались клубы пара, в которых, как на эстраде восьмидесятых, показалась Соня в махровом халатике. Судя по расположению пуговиц, фасон халата был мужской, но длина явно намекала на режим всемерной экономии; впрочем, Соня от этого только выигрывала. Горячая вода совершенно преобразила ее: на щеках появился румянец вокруг ямочек, распаренная и свободная, она вступила в комнату так, словно выходила на сцену в луч прожектора. Мокрые рыжие волосы слегка выбивались из-под чалмы, накрученной из банного полотенца, а еще из-под этой чалмы на Виктора смотрели глубокие умные темно-карие глаза.
— С легким паром!
— Спасибо... У тебя уже и стол накрыт? А я собиралась помочь...
Она подсела к "книжке"; ноздри ее чуть расширились, как у кошки, принюхивающейся к еде.
— Кофе, я так понимаю, с коньяком? — последние слова она произнесла с оттенком подозрения.
— Ну, по такой погоде на стол надо графинчик "Столичной" ставить. Но — не держу, не склонен к употреблению, как в анкетах пишут. А это — так, сосуды расширяет.
— Ты еще и непьющий? И без семьи? С ума сойти. Никогда бы не поверила.
— Так получилось. Не по моей вине. Ты ведь тоже вроде одна?
— Да... и частично, наверное, по моей вине. Я всегда виню себя. И это хорошо, что нет графина, я бы отказалась. Сигареты тоже — для вида, или если очень нервничаю.
Соня села за столик, и тут Виктор обратил внимание, что она прекрасно сложена. Особенно ноги — про них нельзя было сказать "стройные и худые", но они были действительно стройные, и их плавные, обтекаемые, как у спортивной машины, линии наверняка притягивали поклонников и вызывали зависть подруг. Вернее всего было бы назвать их сочными.
Соня отхлебнула из чашки глоток горячего, ароматного, черного, как ночь, напитка, потом снова подняла глаза на Виктора.
— Я поняла, в чем дело. Ты просто из военного поколения. Тогда люди не были разделены квартирами. Не было мужчин и женщин, были наши и фрицы, и нашим надо помогать, потому что... ну, вы сами понимаете. Было очень страшно?
Виктор пожал плечами.
— Мне стыдно в этом признаться, но я не был ни дня на фронте.
— А где?
— Работал... На одном радиозаводе.